Франц Вертфоллен: жизненные цитаты

65 цитат

Тесто вымешивает,
кисленьким пахнет,
капуста стоит на пирожки
и засыпаешь
под царевну и серого волка.
Засыпаешь, потому что верится, что пока так горят лампы, и живут в избах, затерявшись в
восемнадцатом веке – вымешивают так тесто мясистые, толстые бабы, старые-старые, пока
рассказывают о волках, и пахнет капустой – мир не может быть хрупок.
Или как бы он ни был хрупок, всегда будет, где прилечь и согреться.
И чтоб пахло деревом, тестом
и самую малость – дымом.
И не страшно.
И даже можно, кажется, жить.

Большинство человеческих отношений, которые заканчиваются в кровати, по идее начинались совсем не ради кровати, а просто ради этих опьяняющих моментов, когда двое людей остроумно нравятся друг другу.

И осторожно, люди, в каждом из вас есть такая Мэрилин Монро, которой кажется, что, если я буду уж очень отчаянно себе врать и игнорировать то, что я чувствую по-настоящему, реальность возьмёт и переменится под мою ложь. Это никогда не так. Это только вас всё больше и больше разрушает.

Господа, вы можете быть замотивированы до чёртиков, наизусть знать хоть 133 совета для успеха, быть позитивными до пожелтения, улыбчивыми до судорог, но вам и не светит даже малейшее продвижение, если у вас нет одного – того, что во всех этих книжецах и не упоминается.
Скромности, господа.

Дебилы — это проблема всего земного шара. Не только России или не только какой-то одной национальности.

Дебилы — это проблема всего земного шара… и она принимает вопиюще угрожающие масштабы.

За вами никто и никогда в жизни бегать не будет, чтобы раскрыть ваш «талант». Вы начинаете выдавать результат — только тогда вас начинают замечать. Это вот так работает.

Даже не так – никакие бока не должны мешать ликованию.

Это я раньше дурой выкоряживалась перед зеркалом, полагая, что я несчастна, потому что толста.

Идиотка.

Какие бока могут помешать ликованию, когда оно бьёт гейзером из самых глубин?

Самое главное – это гейзер очарования. Ликования такого, которое прямо хочется разбрасывать, как вакханки – лепестки роз.

Разрывами!

Салютами!

И чтоб счастья с каждым выбросом неизмеримо больше.

Так счастье работает –

ты отдаешь, а у тебя прибавляется.

И, наоборот, старайся законсервировать счастье, как говяжью тушенку, и ты идиот –

нищий-нищий, тесненький, потненький и несчастный,

жадный, испуганный чёрт.

ЭШЛИ: Я скажу это вам один раз, сеньорита Фернандес. Если вы серьезно хотите Вертфоллена и всей великосветской жизни, которая идет вместе с ним, всей той «дерзости», неконформизма и необычности, о которых заявляли мне на наших сеансах. По крайней мере, на которые вы претендовали в сравнении с большинством, вы же все равно чувствовали себя «иной», «избранной», если угодно, как все подростки, так вот чтоб по-настоящему ею стать, а не облупиться из гадкого утенка в не менее гадкую утку, как все люди, нужно работать, дорогая моя...

ЭСТРЕЙЯ: Вдруг я разочарую его! Как вас.

ЭШЛИ: Значит, разочаруете. Значит, разочаровали бы по-любой. Вопрос не в том, вдруг вы разочаруете его, а в том, что вы будете делать после. Вы соберетесь и будете меняться, и будете полезны ему, и станете очаровывать, или вы растечетесь слизью, которой так жалко себя, что она столь разочаровывающа, так жалко, что только этой жалостью и живет. Вот и всё.

ЭСТРЕЙЯ: Да как не растечься-то этой слизью!

ЭШЛИ: Перестать задавать вопросы «как» — как выбирать, как не растечься – а заняться созданием на них ответов…

Все его бури столь внутренни, что ничего извне не способно поколебать его.

В этом и сила целостных до предела существ – это они наполняют мир климатом, а не события – их.

Война, тюрьма, инвалидность, банкротство – ничего из этого и на йоту не переменит даже завитушечек на настроении Герберта.

Лишь бы с вами, барон.

И в нем тоже есть ядро черной дыры – кинь ему испытаний, он их проглотит, вылиняет, оставит кожу, и вот мир, смотри – змей новый с чешуёй новой и сердцем новым, и духом.

Вы его позвоночник, барон. Ко всему остальному – глухи

чувства его.

И то самое умное, что можно сотворить с сердцем!

Отдай сердце дракону в его сокровищницу и ничего в этом мире уже не испугает тебя.

Даже твоя недостаточность. И пусть путь не будет прост, но он будет. Точка.

В лабиринте без минотавра каждый застревает в своём тупике, бьётся безумцем о стены, стенает, гниёт.

Отдай сердце дракону, и путь не станет прост, потому что тебе всё равно распинать свою недостаточность, но – путь будет.

Ты не сгниешь в тупике безумств

и отчаяния…

Для ребёнка ты должен быть примером. Иначе ты не имеешь права от него ни ждать, ни требовать того, в чём сам не дал образца. Он не может делать того, чего не видит нигде, что не знает, как делать.