Отрицать очевидное значило бы опуститься на еще одну ступень вниз. Сколько их там осталось? Все будут мои.

Я улыбнулась, позволяя странному чувству распространиться по телу. Оно было прохладным и щекочущим – как будто расстегнулась цепочка и упала за шиворот.

Невозможно сохранять равнодушие. Невозможно злиться. Что же мне остается?

Он перечеркнул мои доводы одним словом:
– Пожалуйста.
Я закрыла глаза. Пожалуйста? Тогда да, забирай все, что хочешь.

Боль поднялась выше берега, брызги ее соленой волны ударили по глазам. Но я не зажмурился. В силу ли высокого болевого порога или потому, что был прирожденным мазохистом?

Уходя от нее к лифту, я подумал о том, что никогда прежде не встречал такого совершенного противника. Безошибочно заточенного под все мои слабости.

– Разомкни губы, и я тебя поцелую, а если нет, то уйду, – я почувствовала стыд, потому что собиралась открыть свой бессовестный рот.

Ее облик напомнил мне об испанской музыке: надрывных песнях, похожих на плач. Тогда я еще не знал, что это будет моя песня.

– Неро, я хочу понять смысл, – она не понимала, что она и есть смысл.

Спасибо? Ты – мое сомнение. Ты – тяжесть в моих руках. Ты – постоянно в моей голове. Что мне твое «спасибо»? Что мне с ним делать?

Оказываться не в том месте и не в то время – качество, отточенное мною до совершенства за многие годы. Наверное, это мой чертов конек. Если бы кто-нибудь проводил соревнования в рамках такой экстремальной дисциплины, абсолютно точно меня бы ждала слава. Я бы выиграла проклятую олимпиаду.