Петр Георгиевич Щедровицкий – цитаты

Человек сам по себе, попадая в какую-то ситуацию с жесткими границами, в 99% случаев будет вести себя в соответствии с этими границами. Людей, которые могут всерьез пойти против течения, единицы всегда. И, обратите внимание, вот тут вступает не мышление, а воля. Хотя Георгий Петрович (мой отец), может это не цитата, но это смысл, он всегда говорил, что воля — это способность употреблять мышление. Т. е. если у нас есть принцип, он абстрактный, он не про эту ситуацию, и не про нас, он — вообще, то если мы его можем на себя надеть, тогда формируется воля.

А. Кожев анализирует различные аргументы в пользу отказа философа от политического действия и находит их неудовлетворительными. Не более удовлетворительны, согласно статье «Тирания и мудрость» (1950), философские аргументы в пользу политической вовлеченности философа. Кожев утверждает невозможность однозначного решения данной проблемы исключительно в плоскости дискуссии и, опираясь на Гегеля, тематизирует метод «исторической верификации» как возможный (хотя и всегда временный) способ выхода из указанного противоречия. Подобную историческую верификацию Кожев трактует как «активный диалог», который предполагает различение победы в чисто «словесном диалоге» и убедительного критерия истины.

Согласно Кожеву, исходно лишь желание, отталкивающееся от желания другого, способно перевести непосредственное самоощущение и полную поглощенность предметом созерцания в осознание себя: собственных границ (в том числе границ собственного желания и возможностей), несоизмеримости разных желаний, нехватки наличных предметов для удовлетворения вожделения. Различие животного желания (потребности) и человеческого желания (желания желания) «вписано» в самого человека, поскольку тот является также и животным, подобным прочим. Тем не менее как человек он превосходит в себе чисто животное желание, направленное в конечном итоге на сохранение жизни, и рискует ею, чтобы добиться признания со стороны другого. Без поиска признания со стороны другого невозможно никакое движение на пути исполнения желания желания. Именно это обстоятельство кладет начало т. н. «диалектике господина и раба».

Мы исходим из того, что человеческое общество представляет собой рефлексивную полисистему, в которой идеи и представления, используемые людьми для осмысления своего прошлого и проектирования будущего, более реальны, чем фактическое положение дел. Представления есть реальность, а знания суть идеи-силы, влияющие на способы самоопределения и взаимодействия людей. В конечном счете, именно технологии мышления и понимания человеком самого себя и своего места в мире и закрепляющие их идеологии, получившие массовое распространение, становятся ведущим фактором исторического взлета и падения обществ и государств.

Онтология — это прежде всего фиксации и трансляции проблем и проблематизированных смыслов. Всякая схема, претендующая на статус онтологической, характеризуется прежде всего той совокупностью проблем, которые она фиксирует и собирает (фокусирует) на себе.
При этом онтологическая схема выполняет вторую важнейшую функцию — освобождение мыслящего агента от результатов предыдущего мышления и деятельности.

Человек — это система, для которого то, чего нет, будущее, более реально чем то, что есть. Человек — это проектное существо. Эта проектность по всей видимости лежит настолько в глубоких этажах нашего психо-физиологического устройства и сознания, что мы до сих пор не понимаем, как оно там работает. Последние исследования психофизиологических процессов показали следующую вещь: для сознания без разницы виртуальный или реальный мир. Сознание воспринимает виртуальность как реальность. Т. е. те же самые нейроны задействуются и структурируются в те же самые трассы движения импульсов как и при взаимодействии с тем, что мы считаем реальностью. То же самое лежит в механизме времЕнности действия, например планирования. Сам момент, что материя времени структурируется в некие фазы, этапы, которые соотносятся с некими фазами жизни, и приобретают некий личностный смысл, это глубинный механизм. И именно эту сторону мы, как представители методологической школы, рисуем в схеме шага развития. В этой схеме есть некая ситуация прошлого, некая ситуация будущего, и есть переход из прошлого в будущее, которое суть настоящее, которое работает с образами прошлого и образами будущего. Соединяя и переконфигурируя их в некоторые структуры.
Теперь надо сказать еще одну фразу. По всей видимости таким предметом, который фиксирует устремленность человека в будущее, когда-то психологи и философы назвали смыслом. Мы говорим, что человек действует осмысленно. Или наоборот — он потерял смысл. Или — нужно восстановить смысл. Смысл есть такая организованность человеческой мыследеятельности, которая привязана к этому горизонту действия.

Рынок, с нашей точки зрения, сам по себе не является и не может быть автоматом, преодолевающим диспропорции хозяйственного развития и перестраивающим человеческое поведение и деятельность. Выражения типа «рынок сделал», «рынок обеспечил» являются недопустимой вульгаризацией.
Это не означает, что мы связываем феномен рынка исключительно с процессами развития. Как всякое сложное явление, современный рынок представляет собой неоднородный комплекс процессов, структур и организованностей, возникающих в разных ситуациях и уже в силу этого имеющих различную природу. Однако мы подчеркиваем, что для любого изменения хозяйственных отношений необходима серьезная трансформация способов мышления и рефлексии, освоение новых типов знаний и формирование пространства, в котором возможна реализация рыночных способов самоорганизации.

Как уже было сказано выше, я не стал убирать из этого текста элементы критики применимости типологического метода для решения задач выявления сущностных причин социальных явлений, которые ставил перед собой Менгер. Менгер, как Вы помните рассматривал метод идеальных типов как путь к построению точной теории в области народного хозяйства. Лаппо-Данилевский, напротив, считает, что на этом пути не могут быть обнаружены устойчивые причинно-следственные связи и найдены точные законы [истории].

Лаппо-Данилевский рассматривает типологическое обобщение прежде всего как эвристический прием исследовательской работы. Менгер, напротив, как я пытался показать, трактует тип онтологически, как идеальное выражение причинно-следственных связей, определяющих сущность и меру явлений. Каковы гарантии «истинности» точных законов? Забегая вперёд, можно сказать, что Менгер неоднократно формулирует тот набор условий, при котором, точные законы политической экономии могут претендовать на истинность. Как сами формулировки, так и их число и порядок изложения в разных работах основоположника австрийской школы и даже в разных разделах двух основных работ отличается друг от друга. Иногда даже складывается впечатление, что Менгер самим своим рассуждением как бы нащупывает сами эти «условия» и рамки истинности выдвигаемых точных законов хозяйственной деятельности. Другими словами, идеальный тип, который описывает Менгер и который он кладет в основу точной науки о народном хозяйстве, схватывает и схематизирует, как скажет Макс Вебер спустя почти 30 лет после выхода в свет «Оснований политической экономии» , устройство «целерационального действия».

Всякая совершенная наука дедуктивна, и в силу этого, как только нам удаётся выделить такие базовые элементы, то, дальше, любое самое сложное явление может быть описано как их комбинация. Но проблема как раз состоит в том, что подобные «про­стые элементы, которые установлены в математике и в отдельных разделах физики, не исследованы и не разъяснены ни в одной из наук о человеческом мышлении, чувствах и действиях, и в меньшей степени в социальных науках, настолько, чтобы можно было их использовать для умозаключений».
«По моему субъективному ощущению — продолжает Шмоллер, — нужна наивность кабинетного ученого, чтобы увидеть в этом изменчивом мире конечные базовые элементы — в научном смысле этого слова — в проявлении человеческих потребностей и личного интереса. Если бы корыстный инстинкт или эгоизм были бы конечными элементами в строго научном смысле, то они должны бы в научной психологии быть четко отделе­ны от других душевных сил. Но об этом нет и речи».