— Хаус, какого черта твой нестабильный пациент разгуливает по коридору?
— Порвал поводок.

— Мой сын говорил, что вы ублюдок-манипулятор.
— Это ласковое прозвище. А я называю его доктор Дурашка.

— Если ты хотел поработать в одиночестве, мог бы просто сказать. Зачем врать?
— Врать интереснее.
— А быть обманутым не очень.

Знание всегда лучше неизвестности.

Гитлер тоже думал, что оказывает Миру услугу.

— У вас нет никаких оснований считать, что это отравление.
— Будет клёво, когда я окажусь прав.

— Судя по царапинам на руках, у вас новая кошка.
— Мамина. Она умерла.
— У вас дохлая кошка?!
— Нет. Мама умерла...
— А. Бедняжка.

— Как бы то ни было, у него пулевое ранение, просто к слову.
— В него стреляли?
— Нет, кто-то кинул в него пулей.

— Ваш пациент пырнул ножом своего сокамерника, другому сломал шею, чуть не обезглавил одного из охранников.
— Не бойтесь, я его не обижу.

Ты думаешь, что истина важна, только если ее можно измерить. Благие намерения не в счет, забота не в счет. Но жизнь человека можно измерить количеством слез, пролитых о нем после смерти. И если их нельзя посчитать или ты не хочешь считать, это не значит, что их нет.

— Это не исчезнет само по себе.
— Нет, но возможно, исчезнешь ты.

Поднять трубку — это единственный способ прекратить звонки.

Я юрист, а ты скотина — мы будем часто пересекаться.

Когда хороший человек умирает, это должно влиять на мир, кто-то должен заметить, кто-то должен расстроиться.

Мы считаем, что у вас опухоль, легко удаляемая с помощью операции. Мы собираемся ткнуть её палкой.