Амели Нотомб. Форма жизни

Человек – прохожий в вашей жизни, и надо быть готовым к тому, что он может уйти из неё так же легко, как и вошёл.

Из всех наркотиков самый зловредный и самый засасывающий ― жратва.

Чтение позволяет нам узнать ближнего, не утратив ту глубину, что возможна лишь наедине с собой.

Вот, скажем, знакомитесь вы с кем-то, лично или по переписке. Первый этап состоит в констатации существования друг друга – и чаще всего вы бываете очарованы. На этой стадии вы – Робинзон и Пятница на необитаемом острове; вы смотрите друг на друга в изумлении, в восторге от того, что в этом мире есть кто-то другой – такой другой и такой близкий одновременно. Ваша жизнь стала полнее, чем когда-либо, с его появлением, и вас захлестывает волна чувств к этому посланцу небес, с которым можно поговорить. Вы нарекаете его сказочным именем: друг, любимый, товарищ, гость, коллега – по обстоятельствам. Царит идиллия. Череда совпадений и различий («Совсем как я! А у меня наоборот!») поражает и переполняет детской радостью. В упоении вы даже не замечаете, как надвигается опасность.
И вдруг он – здесь, рядом, у вашей двери. Разом протрезвев, вы не знаете, как сказать ему, что его сюда не звали. Не потому, что вы его больше не любите, нет, но вы хотели бы, чтобы он был другим, не таким, какой он есть на самом деле. А он между тем уже слишком близко, как будто хочет стать с вами единым целым. Понятно, что придется расставить точки над i. Сделать это можно по-разному, кратко или развернуто, в открытую или обиняками. Но, как бы то ни было, это нелегкий путь. Более чем в двух третях случаев отношениям не удается дойти до конца. И тогда – интимность, или обида, или молчание, порой и ненависть. И напрасно объясняют все нашей лживостью, полагая, что, будь дружба искренней, этого не случилось бы. Неправда. Этот кризис неизбежен. Даже от всей души любя человека, мы не готовы впустить его в свое личное пространство.

... критерии признания у разных людей бывают поистине несопоставимы. Один полагает себя признанным, если ему это сказал сосед, а другому для этого требуется по меньшей мере Нобелевская премия.

Творец, который не сомневается, ― такое же печальное зрелище, как соблазнитель, уверенный в своей неотразимости. Любое произведение искусства целит очень высоко ― отразить видение мира, ни больше, ни меньше. Если подобная самонадеянность не уравновешивается муками сомнения ― перед вами монстр, извращающий искусство, как фанатик веру.

Обман, как игра на скрипке, требует виртуозности: чтобы выступить с сольным концертом, мало быть просто хорошим скрипачом. Великим — или никаким.

Все мы знаем, что команды отдает мозг, однако видя скульптора, смотрим на его руки, встречая парфюмера, глаз не сводим с его носа, а ноги танцовщицы привлекают наше внимание куда больше, чем её голова.

Конечно, можно решить, что ничего страшного не произошло, ведь это всего лишь переписка. Можно также сказать себе, что молчание не означает, что дружбе конец. Этот второй аргумент убедительнее первого. Мы благоразумны, мы быстро утешаемся. Заводим новых друзей, не забывая о тех, что молчат. Никто никого не заменяет.

Каждый человек ― страна. Это чудесно, что их так много и что постоянное движение суши сталкивает между собой всё новые и новые острова. Но если эта тектоника невзначай прибивает к вашему берегу незнакомую территорию, первой реакцией по определению бывает враждебность. И в этой ситуации есть только две возможности: война или дипломатия.

Это же преступники: во имя лжи они послали на смерть тысячи невинных, а тем, кому повезет выжить, сломали жизнь.

Если что-то не пишется, есть только один способ справится с этим: садись и пиши. Нужные и верные мысли приходят только в процессе.

Мне нужен человек, далекий от всего этого и в то же время близкий мне, — это и есть писатель, не правда ли?