Лучше никогда не фотографироваться ни со знаменитостями, ни с начальством, — сказал я. — Это плохо для твоего духа. Это умаляет его. Кормит твоё тщеславие.

Во времена сомнений и душевных кризисов нас всегда тянет к домашнему теплу.

Убивая, я был человеком. Мыслящим зверем. Клыкастый, рычащий, безжалостный, выскочил из человека, содеял ужасное, а потом обратно спрятался, как будто его и не было. А потом и человек спрятался, и снова я стал цельнодеревянным чудищем.

Война кончится, когда начальство пожелает. Война кончится, когда майоры станут полковниками, а полковники — генералами. Когда все они добудут славу и ордена. А сколько солдатских жизней надо будет положить — о том они мало думают.

И вечером я долго молюсь, поклоны кладу, стучу лбом об пол. Это помогает. Дух постепенно смиряется; смирение есть благодать, оно лечит.

Все люди весной дымятся, как земля, все испаряют накопленные за зиму старую гнилую воду.

Не согрешив, не станешь человеком. Не согрешив, не родишь новую жизнь.

У каждого бывают такие дни, когда готов душу распахнуть хоть близкому другу, хоть знакомому, хоть земляку. Человек — существо глубокое, но не бездонное: когда накапливается — надо изливать, чтоб освободить место для чего-то нового.

Сильные женщины обычно рождают дочерей, пополняют ряды солдат женской армии.

Даже в самой тесной толпе каждый человек — особенный. У каждого есть своя тайна; каждый сражается на своей войне, о которой другие ничего не знают.

Одиночество — привычное для меня состояние, но любить его невозможно. Если тебе дан разум, гортань, язык и речь, если тебе даны брови, чтоб нахмуриться, и губы, которые можно раздвинуть в улыбке, — ты должен идти к себе подобным, разговаривать с ними, смеяться, кричать, обонять запахи, трогать. Человеки, эти удивительные…