Бертран Рассел. Я атеист или агностик?

Не быть абсолютно уверенным и есть, как мне кажется, одна из главных составляющих рационализма.

Некоторые вещи более вероятны, чем другие, и они могут быть вероятны настолько, что не стоит в действительности всё время помнить, что они не полностью достоверны, кроме тех случаев, когда доходит до гонений. Если кого-то собираются сжечь на костре за неверие, тогда стоит вспомнить, что, в конце концов, он может быть и прав, поэтому не стоит его преследовать.

Став рационалистом, я обнаружил, что в мире всё ещё достаточно много простора для практического применения рационалистических взглядов, не только в вопросах геологии, но и во всевозможных практических вопросах, — таких, как разводы и контроль рождаемости, а также в вопросе искусственного оплодотворения, возникшем совсем недавно, — везде, где епископы находят какой-то тяжкий грех, но этот тяжкий грех основывается лишь на некоем библейском тексте. Это греховно не потому, что причиняет кому-либо вред, нет, дело не в этом. До тех пор, пока будут утверждать, что чего-то нельзя делать лишь потому, что на этот счет в Библии существует некий текст, и до тех пор, пока можно будет убедить в этом Парламент, — до тех самых пор нужда в практическом рационализме не иссякнет.

В общем, если человек говорит, к примеру, что земля плоская, я искренне желаю, чтобы он мог сколько угодно распространять своё мнение. Он, конечно, может оказаться прав, но я так не считаю. Думаю, что на практике гораздо лучше полагать, что земля круглая, хотя, конечно, мы можем заблуждаться. Поэтому, мне кажется, мы должны ставить себе целью не полный скептицизм, а учение о степенях вероятности.
В целом, думаю, именно в такой доктрине и нуждается мир. Мир переполнен новыми догмами. Возможно, старые догмы пришли в упадок, но возникли новые, а как мне кажется, вред, приносимый догмой, пропорционален её новизне. Новые догмы гораздо хуже старых.