Джейн Остин. Чувство и чувствительность

Как всякий человек, я хочу быть счастлив, но, как всякий человек, быть им могу только на свой лад.

Человек, которому некуда девать собственное время, всегда без малейшего зазрения совести посягает на чужое.

Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно.

Я от души хотел бы быть любезным, но моя глупая застенчивость так велика, что нередко я выгляжу высокомерным невежей, хотя меня всего лишь сковывает злосчастная моя неловкость.

Делить своё сердце она не умела и со временем отдала его мужу...

Вашему искусству вести спор я могу противопоставить равное ему упрямство.

…и как бы ни провозглашалось, что все наше счастье навсегда зависит от одного единственного человека, так нельзя… так не годится, так не может быть!

Мне часто приходилось ловить себя на таких же ошибках, когда я совершенно неверно толковала ту или иную черту характера, воображала, что люди гораздо более веселы или серьезны, остроумны или глупы, чем они оказывались на самом деле, и не могу даже объяснить, почему или каким образом возникало подобное заблуждение. Порой полагаешься на то, что они говорят о себе сами, гораздо чаще — на то, что говорят о них другие люди, и не даешь себе времени подумать и судить самой.

Вопрос об умении властвовать собой она решала очень просто: сильные, бурные чувства всегда берут над ним верх, спокойные его не требуют.

Не время и не случай создают близость между людьми, но лишь общность наклонностей.

Ах, как легко тем, кто не знает печали, уговаривать других успокоиться!

Люди, которым выплачивают пенсии, живут вечно.

Для меня одобрять — значит любить. На более слабое чувство я неспособна.

Элинор была осуждена утешать других не только в их горе, но и в своём собственном.

Зачем мне слова, когда поступки говорят куда яснее их?

Горе, подобное моему, лишено всякой гордости. Мне всё равно, кто будет знать, как я несчастна. И пусть кто хочет торжествует над моим унижением.