Юло показалось странным, что спортплощадка расположена рядом с кладбищем. Странным — в хорошем смысле. По сути, тут не было неуважения — обычное соседство жизни и смерти, без фальшивых переживаний и ложного стыда. Если бы он верил в сказки, то сказал бы, что подобная близость — своего рода возможность для живых поделиться жизнью с теми, кто её уже утратил.
Все вокруг — лишь круговерть лиц, теней, голосов и людей, ведущих безвольное существование, не задающих вопросы, терпеливо переносящих путешествия, довольствуясь отправлением глупых открыток.
Мы все пребываем в заключении. Свою тюрьму я построил сам, но от этого выйти из нее не легче.
— Сочувствую тебе. Мне кажется, я догадываюсь: ты не любишь людей.
— А ты любишь?
— Не всегда. Иногда пытаюсь понять, а если не удается, стараюсь хотя бы не судить.
— Эриджейн Паркер, твои противники думают, будто ты шахматистка, но только я знаю, кто ты такая...
Эриджейн на мгновение с любопытством выглянула из-за двери.
— Кто же?
— Самый прекрасный клоун, какого я видел в жизни.
— Да! Я потому так хорошо играю в шахматы, что отношусь к ним совершенно несерьезно.
Нормальные люди. Люди, которые жили, как множество других. Возможно, у них было больше денег, возможно, больше счастья или иллюзий, будто они могут легко получить все, что хотят. Не исключено, что это было только видимость, и ничего более. Клетка, пусть и позолоченная, все равно оставалась клеткой, и каждый сам вершил свою судьбу. Каждый сам строил свою жизнь или разрушал ее соответственно правилам, какие устанавливал для себя. Или правилам, которые отказывались принять.
Другого выхода ни у кого не было.
Скромные мечтания — но если они оказывались несбыточными, то оборачивались тоже настоящей бедой.
Если кто родился собакой, не станет человеком лишь по собственному желанию.
Однажды, согласившись на это безумие, мы уже никогда не избавимся от него.
Злые люди, с которыми лучше встречаться при свете дня. Ужасные, если окажутся за спиной, в тени.