Элиф Шафак. 10 минут 38 секунд в этом странном мире

Если там, наверху, есть Бог, Он, наверное, лопается со смеху над людьми, которые способны были создать атомные бомбы и искусственный интеллект, но до сих пор тревожатся по поводу собственной смерти и не знают, что делать с мёртвыми. Как же это убого — выносить смерть на периферию жизни, когда она в центре всего!

Даже не смотря на то, что здесь безопасно, как ты считаешь, это не значит, что место подходящее, парировало сердце. Иногда безопаснее всего чувствуешь себя там, где тебе совсем не место.

В жизни его то и дело отчитывали и опускали: дома — сильная и любящая, но строгая мама, в школе — учителя, в армии — начальники, в офисе — почти все. Годы запугивания задавили его душу: там, где должно было расцветать мужество, осталась какая-то каша.

Любовь и молодость движутся в быстром танце.

Когда она ещё была жива, Текила Лейла всегда немного удивлялась и даже расстраивалась, если люди с большим удовольствием и одержимостью рассуждали о конце света. Казалось бы, как человек в здравом уме может настолько верить в эти сумасшедшие сценарии: астероиды, метеориты и кометы, повергающие планету в хаос? По мнению Лейлы, апокалипсис далеко не самое страшное. Вероятность мгновенного и полного уничтожения цивилизации пугает вовсе не так сильно, как простое осознание, что кончина отдельного человека не имеет никакого влияния на окружающий мир и жизнь будет идти своим чередом — с нами и без нас. А вот это, как всегда казалось Лейле, действительно жутко.

Хюмейра полагала, что есть нечто общее между ожирением и склонностью к меланхолии. В обоих случаях общество обвиняет самого больного. Ни к одной другой болезни так не относятся. Люди с другими недугами по крайней мере получают хоть толику сочувствия и моральной поддержки. Но только не полные и не те, кто подвержен депрессии. Можно попридержать свой аппетит… Можно контролировать свои мысли… Но Хюмейра знала: ни вес, ни привычное отчаяние от неё не зависят.

Надежда — опасный реагент, способный спровоцировать цепную реакцию в человеческой душе.

– Мм… Ты боишься щекотки?
Лейла покачала головой. Большинству людей щекотно, когда дотрагиваются до их ступней или подмышек. Ей было щекотно, когда прикасались к её шее, но этого она ему не скажет. Ей казалось, стоит только сообщить людям о своём слабом месте, они непременно дотронутся до него. Она молчала.

И помни: по пустыне жизни лишь дурак путешествует один, умный — с караваном.

Налан уже имела достаточный опыт в этом деле и прекрасно знала, что, в отличие от масла и воды, эти два чувства с лёгкостью смешиваются. Те, кто ненавидит тебя, могут неожиданно проявить бешеное желание, а те, кто, казалось бы, любит, вдруг становятся злобными и жестокими, как только получают то, чего хотят.

Память её была своего рода кладбищем — там были похоронены отрезки её жизни, они лежали в отдельных могилах, и у Лейлы не было ни малейшего желания оживлять их.