Фридрих Вильгельм Ницше. Человеческое, слишком человеческое

Плохие писатели необходимы. Всегда должны будут существовать плохие писатели, ибо они соответствуют вкусу людей неразвитого, незрелого возраста; последние тоже имеют свои потребности, как и зрелые люди. Если бы человеческая жизнь продолжалась дольше, то число зрелых личностей преобладало бы над числом незрелых или по меньшей мере равнялось бы ему; теперь же значительное большинство умирают слишком молодыми, т. е. всегда существует гораздо больше неразвитых интеллектов с плохим вкусом. И они, кроме того, жаждут удовлетворения своих потребностей с большей страстностью, присущей юности, — и добиваются для себя плохих авторов.

Поэт торжественно везет свои мысли на колеснице ритма — обыкновенно потому, что они не идут на своих ногах.

Если мы живем в слишком большой близости с другим человеком, то с нами случается то же, как когда мы постоянно трогаем пальцами хорошую гравюру: настает день, когда под руками у нас оказывается только клочок плохой, грязной бумаги. И душа человека стирается от постоянного прикосновения; по крайней мере она кажется нам стершейся — мы уже не узнаем ее первоначального рисунка и красоты. — Всегда теряешь от слишком интимного общения с женщинами и друзьями; и иногда при этом теряешь жемчужину своей жизни.

Когда страсть проходит, она оставляет после себя темную тоску по себе, и даже исчезая, бросает свой соблазняющий взор.

Привычка к умственным принципам без всяких на то оснований и называется верой.

Когда кто-нибудь умирает, чаще всего нуждаешься в утешениях не столько для того, чтобы смягчить силу скорби, сколько для того, чтобы оправдать то, что так легко чувствуешь себя утешенным.

С древнейшим пониманием сновидения связано и разложение человека на душу и плоть, как и вера в существование эфирного тела, а, стало быть, и происхождение всякой веры в духов и, вероятно, веры в богов. «Усопший продолжает жить; ведь он является живому во сне».

Нет жизни без удовольствия; борьба за удовольствие — это борьба за жизнь. Ведёт ли человек эту борьбу так, что остальные называют его добрым, или так, что они называют его злым, — это зависит от уровня и качеств его интеллекта.

Человек может как угодно далеко расширять свое познание, может казаться себе сколь угодно объективным; но единственная его выручка из всего этого есть только его собственная биография.

Трагическое в жизни великих людей состоит часто не в конфликте со временем и с низостью их ближних, а в их неспособности отложить свое дело на год или два; они не могут ждать. 

Когда нас постигает бедствие, то его можно одолеть либо устранением его причины, либо изменением действия, которое оно оказывает на наше сознание, — т. е. истолкованием его как блага, польза которого, быть может, уяснится нам позднее.

Некоторые мужчины вздыхали о похищении своих жен, большинство же — о том, что никто не хотел их похитить у них.

Кто знает, что большинство людей слабо в мелочах, и хочет через них осуществить свои собственные цели, тот всегда опасен.

Для целей познания надо уметь использовать то внутреннее течение, которое влечет нас к чему-либо, и вместе с тем то, которое через некоторое время уносит нас от него.

Доброе дело так же боязливо избегает света, как и злое дело: последнее боится, что когда оно станет известным, наступит боль (через наказание), первое же боится, что когда оно станет известным, исчезнет удовольствие (именно, то чистое удовольствие от самого себя, которое тотчас же прекращается, как только привступает удовлетворение тщеславия).