Карл Густав Юнг. Эон: Исследования феноменологии самости

Есть также вещи в человеческой природе, которые крайне опасны и сообразно этому представляются злом всякому, кто стоит на их линии огня. Замалчивать такое зло бесполезно, ибо ничего, кроме ложного чувства безопасности, подобное самоуспокоение не даст. Человеческая природа способна на зло в невероятном количестве, и злые дела столь же реальны, как и добрые, в той мере и в тех пределах, в каких человеческая психе в состоянии дифференцировать их и выносить суждения.

Зло, очевидно, может быть представлено как уменьшение, «отъятие» добра; но при такой логике с тем же успехом можно было бы сказать: «температура при арктической зиме, от которой мерзнут наши носы и уши, лишь немного ниже (если говорить в относительном смысле), чем та, что наблюдается при экваториальной жаре. Ведь арктическая температура редко опускается ниже 230 градусов над абсолютным нулем. Все предметы на земле «теплы» в том смысле, что нигде даже приблизительно не достигается абсолютный нуль. Подобным образом, все вещи более или менее «благи», и как холод есть не что иное, как уменьшение тепла, так и зло есть не что иное, как уменьшение добра, его «отъятие». Аргумент privatio boni остается эвфемистическим petltio principii независимо от того, будет ли зло считаться уменьшенным добром или же следствием конечности и ограниченности сотворенных вещей. Ложный вывод следует из предпосылки «Deus = Summum Bonum» (Бог = Высшее Добро (лат.) — прим. пер.), поскольку немыслимо, чтобы высшее благо когда-либо породило зло. Оно просто сотворило добро, а также меньшее добро (последнее миряне называют «худшим») . И, как мы отчаянно мерзнем, невзирая на то, что температура на 230 градусов выше абсолютного нуля, так же есть люди и вещи, которые, хотя и созданы Богом, добры лишь в минимальной степени, а злы — в максимальной. Вероятно, именно указанной тенденции отрицать за злом какую бы то бы было реальность мы обязаны аксиоме «Omne bonum a Deo omne malum ab homine». Здесь выявляется противоречивость той истины, что создатель тепла ответственен также за холод («добро менее добрых»). Мы, конечно, можем признать очевидную правоту Августина в том, что по природе все добры, — однако же, недостаточно добры, чтобы их испорченность не была настолько же очевидна.