Лиза Олдоак. WICKED GAME. История двух ночей

Мне приснилось, что ты поцеловал какую-то девушку, а затем я поцеловала её – просто чтобы успеть почувствовать твои губы...

Моих слёз недостаточно, чтобы выкачать всю боль из сердца.

Я совершенно не разбираюсь в алкоголе, и работник магазина, миловидный мужчина средних лет, помогает мне с выбором пива и коньяка. Бросаю в корзину прочие покупки, себе беру кефир и тонкие ментоловые. Расплачиваюсь. Кажется, кассир улыбается чуть теплее, чем того требуют правила. Я не ела несколько дней и знаю, что мне идёт мужская куртка. А мы обычно нравимся другим, если нравимся себе.

— Я пойду... Это всё бессмысленно.
— Нет!
— А ты останешься, — я провожу рукой по её лицу, и она снова меня обнимает. — Всё, не надо.
Я не хочу этого делать, но всё же высвобождаюсь, разворачиваюсь и иду к выходу. Мне очень-очень больно. Я хочу реветь.
— Да что происходит? Что с нами вообще происходит? — с плачем кричит Виолетта мне вслед.
— Не знаю, — я оборачиваюсь последний раз.
Мы такие дурочки: обе в слезах. Наконец я ухожу. Виолетта остаётся.

Слёзы опять бегут по щекам, сколько же можно плакать?
Какая-то часть меня осознаёт, что это было чересчур сумасшедше; Петербург продолжает обнажать мою эмоциональность. Но мне было всё равно ночью, и мне всё равно теперь.

Совсем не похожая на меня, раскованная, рыжеволосая, с дерзким взглядом и уверенной челюстью, эта девушка произвела на меня сильное впечатление. Я почти ежедневно просматривала её фото, упиваясь волнующей, горячащей кровь мыслью, что мы с ней так близки, но при этом... незнакомы.

Свет очень тусклый. Здесь полно бутылок, стаканов, пепельниц... Коричневые стены безмолвно кричат сотнями чёрных надписей, отражающихся в большом мутном зеркале. Сцена где-то справа, оттуда доносятся приглушённые басы и ударные, смешиваясь с биением моего сердца и отдаваясь гулом в висках.

Здесь, на задворках, со мной последние отголоски концерта, сигарета и сгустившаяся вечерняя темнота. Вот только слёз нет: их источник всё-таки исчерпаем.

Внутри всё сжимается от необъяснимого страха. Я боюсь, но не знаю, чего именно. Порой мне хочется с размаху пнуть что-нибудь ногой, а затем бежать, бежать вперёд, задыхаясь, бежать на пределе сил, бежать, пока что-то или кто-то не заставит меня остановиться...

Поддайся, если уверена в холоде сердца. Умри в их объятиях немедленно, если влюбишься.

Почему чем грешнее я становлюсь, тем сложнее мне бороться со своими чувствами?

Мой маршрут складывается из посещения кафе и ресторанов – одного за другим, и везде я заказываю латте, не обращая внимания на цену. Очередной столик у окна, очередное подключение к Wi-Fi... Но Марк не пишет, и я тоже не могу решиться: во мне нет ни слов, ни смелости.

Я поднимаюсь к музыкантам и кладу в расстёгнутый гитарный чехол пару жевательных резинок в розовых фантиках.
– Просто у меня больше ничего нет, – проговариваю я в задумчивости.
Ребята благодарят меня, расплываясь в весёлых улыбках: конечно, до меня им бросали только монеты с купюрами.

Я и не думала, что у ворот Ада можно так замёрзнуть.