Сара Уинман. Когда бог был кроликом

Мы не собирались покорять мир, нам достаточно было избавиться от собственных страхов.

И никакая самодостаточность и независимость не смогут разогнать его тоску по человеку, чье имя мы никогда больше не упоминали; человеку, который разбил его сердце, а когда мы собрали кусочки, оказалось, что одного не хватает и всегда будет не хватать.

Совершенно запутавшаяся в своих чувствах Нэнси печально удалилась прочь, спотыкаясь об обломки своего разбитого сердца.

Я уже знала: что-то отняло меня у меня, а вместо этого вручило вечную тоску по прошлому, по тому прошлому, в котором ещё не было ни стыда, ни страха. А сейчас у этой тоски появился голос, и он был похож на вой раненого животного, скучающего по дому.

Если нет смысла, зачем всё остальное? Только он даёт нам силы с достоинством переносить страдания и продолжать жить. Его надо понимать не головой, но сердцем. Мы должны сознавать цель наших страданий.

Я не такая, как они. Они говорят мне, что я другая, я и сама это знаю, но только когда я с ними, мне кажется, что это плохо.

— Как ты думаешь, а кролик может быть Богом?
— Лично я не знаю ни одной причины, по которой кролик не мог бы быть Богом.

Мир остаётся прежним, только становится немного хуже.

Со мной ничего не может случиться. Ничто не сможет отнять меня у меня.

... происшествие, конечно, было трагическим, но все его участники незадолго до того пообедали и потому умерли счастливыми.

Тому, кто знает зачем жить, все равно как жить.

Мнению окружающих придают слишком большое значение, как и большому члену.

Она вышла и прислонилась к стене, попробовала заплакать, но слёзы пока не приходили, как не приходило и понимание того, что случилось. Никто не попытался утешить её. У каждого было своё горе. И каждое горе было тяжелее, чем твоё.

Её стакан был не только наполовину полон, но к нему словно прилагалась гарантия постоянного пополнения.

Мир совсем неплохое место, когда ты молод и здоров.

Она утверждала, что рождественская пьеса — это ее «дитя», и хвасталась, что написала ее сама, совершенно забывая упомянуть при этом Луку и Матфея.