Стефан Цвейг. Письмо незнакомки

Теперь-то я понимаю, <...> как изменчиво для мужчины лицо девушки, женщины, ибо чаще всего оно лишь зеркало, отражающее то страсть, то детскую прихоть, то душевное утомление, и расплывается, исчезает из памяти так же легко, как отражение в зеркале; поэтому мужчине трудно узнать женщину, если годы изменили на ее лице игру света и тени, если одежда создала для нее новую рамку.

Молодые люди домогались моего расположения, но я отталкивала всех с каким-то страстным упорством. Я не хотела быть счастливой, не хотела быть довольной вдали от тебя. Я нарочно замыкалась в мрачном мире самоистязания и одиночества.

Пока мы откладываем жизнь назавтра, она проходит.

Я целовала ручку двери, к которой прикасалась твоя рука, я подобрала окурок сигары, который ты бросил, прежде чем войти к себе, и он был для меня священен, потому что к нему прикасались твои губы.

Поистине мудр только тот, кто покорился своей судьбе.

... Ты не любил меня, ты, единственный, кому по праву принадлежало мое тело, а все остальное было мне безразлично.

Признания притупляют чувства.

Наш ребёнок вчера умер — ты никогда не знал его.