Уильям Сомерсет Моэм. Бремя страстей человеческих

Человека не очень-то тешит способность смеяться над собственной глупостью.

... он был рад всякой теме, которая не требовала знания грубых фактов; когда мерилом служит чувство, вам наплевать на логику, и это очень удобно, если вы не в ладах с логикой.

Он показывал Филипу пошлый, вульгарный Париж, но Филип глядел на него глазами, ослеплёнными восторгом. Ранним утром он выбегал из отеля, шёл на Елисейские поля, стоял на площади Согласия. Был июнь, и Париж серебрился в прозрачном воздухе. Сердце Филипа было переполнено любовью к людям. «Вот она, — думал он, — настоящая романтика».

Слепое преклонение перед чужим авторитетом сводит человека на нет; на свете и так слишком много идолопоклонства.

Несчастливые школьные годы пробудили у Филипа страсть к самоанализу; этот порок, въедливый, как наркомания, завладел им, и он стал беспощаден в оценке собственных чувств.

Легко быть приятными с теми, кто тебе безразличен.

У меня подлый характер <...> Я так жадно мечтаю о будущем, а когда оно настаёт, испытываю одно разочарование.

Я вижу, вы любите книги. Это всегда заметно по тому, как люди их держат.

Ему нередко приходили в голову умные мысли, но чаще всего задним числом.

Кто знает, какие токи идут от мужчины к женщине и от женщины к мужчине и превращают одного из них в раба; людям удобно называть это половым инстинктом, однако, если это только инстинкт, почему он рождает такое бурное влечение к одному существу, а не к другому? И влечение это непреодолимо: рассудок не может его побороть, дружба, признательность, расчёт теряют рядом с ним всякую власть.

Мне так надоело готовиться к жизни – пора наконец начать жить.

Неужели всегда, когда тебе удаётся настоять на своём, ты потом об этом жалеешь?

Вы — парень неплохой, вот только непьющий. А трезвость вредит беседе.

Увы, так всегда бывает. Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили.

Глаза бегают по сторонам, подбородки безвольны. Нет в них даже зла, но зато сколько самой низкой пошлости! Юмор им заменяет развязное зубоскальство. Иногда он ловил себя на том, что ищет в их лицах сходство с разными животными (он себя останавливал, ибо это занятие быстро превращалось в манию); он узнавал в этих чертах овцу или клячу, козу или лису. Люди вызывали у него омерзение.

Зная, что жизнь бессмысленна, мир уже не кажется таким жестоким, и с ним можно смириться.