Мне жалко нас, потому что мы разучились верить другим. Убивали в себе это чувство годами. Транжирили его, размазывали по стенкам недопитых бокалов, топили в виски. Мы и себе-то больше не верим, что способны быть искренними.
Мы боимся собственных признаний. Мы боимся даже попытаться влюбиться, всюду ожидая подстав. Господи, кто же так нас обидел?
Три Vertu — это не только дурной тон, но ещё три — четыре выпитых озера спермы. Хотя какие озёра. Целая Ниагара!
Иногда появляются мысли свалить, но я уже был там, где находится «свалить», – ничего не вышло.
Момент, когда женщина позволяет вам наблюдать за своим утренним туалетом, ошибочно принимается мужчинами за высокую степень доверия и начало влюбленности. В реальности это означает лишь то, что вы стали еще одним предметом ее личного пользования.
Теперь то время ассоциируется у меня с туалетом фешенебельного клуба. Вокруг мрамор, огромные зеркала, дорогая парфюмерия, одежда, которая будет модной только завтра, деньги, которые появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда, проникновенные беседы до утра, круговорот девчонок, которые входят и выходят, сантехника причудливой формы. И ты сидишь на троне, с закрытыми глазами, понимая, что по стилю жизни ты либо арабский шейх, наследник нефтяной империи, либо модный промоутер, и непонятно, что важнее. В любом случае, весь мир у тебя под ногами. Но потом веки непроизвольно дергаются, ты открываешь глаза и понимаешь, что сидишь всё-таки в туалете, а внизу, под тобой, всё-таки дерьмо.
Я не знаю, как правильно отвечать, когда тебя убивают. Я не знаю, стоит ли отвечать вообще.