И каждый пытается чем-то заманить, сулит много хорошего и обещает золотые горы. Но моя недоверчивость, которая порой кажется, что родилась раньше меня, уберегает от зова сирены. И это не говорит, что я такой проницательный и везучий. Это только означает, что я еще не встретил ту, что сможет меня увлечь. Существует ли она на свете? Безусловно. И я страшусь этой встречи и страстно желаю…

Сильно-сильно зажмурься и представь, что то, что ты сейчас очень желаешь, у тебя уже есть. Представь это у себя в руке, перед собой, рядом. Если возможно — ощути вкус и запах. Ты должен вообразить своё желание так, что твоё сердце от радости начнёт учащённо трепетать. А теперь открой глаза. Если после этого ты до сих пор испытываешь потребность в этом, то это уже заветное желание, а если уже перехотелось, то это была сиюминутная прихоть.

Многие полицейские говорят, что непременно поймают преступника, что виновные понесут наказание. Но мне, человеку, который имеет дело с разными ситуациями, известно, что не все дела раскрываются. Так называемые «глухари» имеют место быть, так что мне совестно заверять, что длань закона настигнет преступника. Мне стыдно, как бы неприятно это было признавать, в открытую врать подобным образом. Люди, с которыми приключилось несчастье, а при других обстоятельствах о полиции и не вспоминают (и слава Богу!), чем-то похожи на детей, которые верят и ждут волшебника. Ты для них становишься Санта-Клаусом и должен исполнить желание, раз пообещал наказать виновника. Вот только списки желанных подарков и антиподарков перемешались и неизвестно что ты «подаришь». Так что ознакомление с выполненным желанием похоже на русскую рулетку — выстрелит или нет. Иногда, когда раздаётся этот злосчастный хлопок, люди, понимающие, что их обманули, не выдерживают. Смотришь им в глаза и видишь, как что-то внутри них, в омуте их расширенных зрачков ломается. И в этом есть доля вины тех, кто пообещал, но не смог сдержать слово. Можно убить ложной надеждой. Но и без надежды люди могут погибнуть. Где та самая золотая середина, которая удержит обоих в равновесии? И есть ли она вообще? Или разговоры о ней — это очередное желание спрятаться за словами, отказываясь признавать, что нет никакой золотой середины и независимо от того, что ты сделал или не сделал — это ни на что не влияет?

— Нам необходимо расстаться. С самого начала происходящее между нами напоминало акт забытья, как если бы мы так пытались забыться в объятиях друг друга. Но мы оба понимаем, что это неправильная любовь. Иллюзия, стремление быть нужным хоть кому-то, желание любить кого угодно, например тебя.
После слов Никки всё стало на свои места: и нервозность девушки и её желание находиться как можно дальше от меня. Фразы прозвучали чудовищно обличительно, они подобно острым гвоздям проникали внутрь, оставляя на поверхности только шляпки. Но в тоже время я был благодарен девушке за то, что она нашла в себе силы и сказала всё как есть, вместо того, чтобы продолжать этот странный и не очень приятный для нас обоих танец непонимания.
— Ты уверена? Может быть… — я замолчал, думая, какую роль в этом сыграл Макс. — Ты всё это время об этом думала?
— Да… прости… — Никки нервно сглотнула, но продолжила стойко переносить мой взгляд. — Я взвешивала, оценивала и поняла, что продолжать мучать тебя и себя — неправильно.
— Дело во мне? — мне было важно знать, скорее даже поучительно, что послужило толчком для расставания — я сам или нечто, над чем я неподвластен.
— Нет, ты тут совершенно не при чем. Прозвучит очень заезжено, но ты правда очень милый, хороший, добрый и отзывчивый, но…
От её слов у меня перехватило дыхание, и мысленно я добавил: «Ты очень классный парень, но ты для меня только друг».
— Но… — Никки замялась, не зная что ещё добавить. Происходящее было нелёгким делом и для неё, так что я поспешил на выручку:
— Но у тебя нет по отношению ко мне чувств, которые бы помогли нам создать прочный союз, — прозвучало несколько театрально, но это первое, что мне пришло в голову. В конце концов, все постановки полностью или частично взяты из жизни.
К тому же мне не хотелось расставаться плохо, Никки была рядом со мной в серьёзные в для меня моменты, так что она просто не заслужила, чтобы я выплёскивал на неё своё недовольство и горечь от разрыва. Мы взрослые люди и понимаем, что насильно мил не будешь. И удерживать другого посредствам шантажа или ещё каким-нибудь вымогательством — это низко, глупо и эгоистично.
— Джеффри, я виновата, что… — начала Никки, но я перебил её.
— Ты совершенно ни в чём не виновата. В тот момент мы оба хотели того, что получили. Сейчас же, подумав, ты поняла, что нужно повернуть в другую сторону. Я это понимаю. И принимаю, независимо от того, что об этом думаю и чувствую. Потому что видеть тебя всю на нервах — это намного хуже, чем единовременно принять факт расставания. Я могу приковать тебя наручниками к батарее и уговаривать остаться со мной, но станем ли мы от этого счастливее?

— Вы бы пошли все отсюда, — сказала Анжелика, двигая кистями рук, словно выметая нас из комнаты. — Я быстренько расправлюсь с посудой и…
— Верно, — поддержала её Либерт, — а то только мешаться будете нам.
— Понимаете, кто выгнал мужчин из Эдема? — поинтересовался Кросс, когда мы переместились в гостиную.
— Но были изгнаны мужчина и женщина, — напомнил Джефф другу, и, подняв упаковку от карт, убрал в них колоду.
— Уверен, все было совсем не так! — несогласно покачал головой нейрохирург. — На самом деле женщина прогнала мужчину, чтобы он не путался под ногами и не мешал наводить порядок, а затем, когда она соскучилась, то отправилась за ним. Она разыскала его, но найти дорогу обратно не смогли, и тогда они взяли и придумали историю про змея, яблоко и разгневанного Бога, потому что это звучит впечатляюще, чем рассказ о позабытой тропе в плантации фруктов.