Люди меняют свои образы как перчатки, чтобы стать лучше в своих же глазах.
Но ведь любовь слепа, и тот, кто любит,
Не видит сам своих безумств прелестных.
Темнота – это слепое напоминание о давно ушедших временах. Вслушиваясь в неё, мы инстинктивно страшимся услышать вой стаи, охотившейся некогда за нашими предками – так давно, что лишь в самых примитивных наших клетках сохранилась память об этом вое. Во тьме видят уши, видят ноздри…
Я видела всё. Особенное впечатление на меня произвел Сэм и его запас средств для уходу за волосами, не говоря уже о трёхдневном чизбургере с беконом в твоей [Дина] комнате или о видеокассете у тебя под кроватью.
– Ты не доверяешь тете Джилли?
– Не больше, чем ядовитому пауку.
– Вступай в наше общество.
– Я могла бы быть основателем!
О, будьте осторожны, глазки, с тем, что вы видите. Будьте осторожны, глазки, с тем, что вы видите. Сверху Господь, и он смотрит вниз с любовью, так будьте осторожны, глазки, с тем, что вы видите.
О, будьте осторожны, ручки, с тем, что вы делаете. Будьте осторожны, ручки, с тем, что вы делаете. Сверху Господь, и он смотрит вниз с любовью, так будьте осторожны, ручки, с тем, что вы делаете.
О, будь осторожен, ротик, с тем, что ты говоришь. Будь осторожен, ротик, с тем, что ты говоришь. Сверху Господь, и он смотрит вниз с любовью, так будь осторожен, ротик, с тем, что ты говоришь.
– Просто помогал тете Джилли одеться.
– Я слышала.
– В нашей семье все подслушивают.
— Неужели он с ней переспал? — ахнула Джессика.
— Он спит с кем ни попадя, — сказала я, сворачивая на Пятую улицу. — Если у тебя есть вагина, считай, ты в его списке.