Кушакова: — У тебя дома ребёнок голодный, а ты юродствуешь!
Малаева: — Мой ребенок: хочу — кормлю, хочу — нет!
— Елена Павловна. Я ведь в автомобилях дока. И профилактику, и любой ремонт.
— Я знаю. Вы великий народный умелец.
— Так что для вас я всё сделаю. Бесплатно, конечно.
— Спасибо.
— Да я ваш чахлый «Москвичонок» в «Мерседес» превращу!
— Спасибо, но ведь мое выступление ничего не изменит.
— А это вне зависимости.
Сидорин: — Пожалуйста, родные мои, признайтесь, кто совершил этот разбой, будет хуже, мои серебряные.
Малаева: — Ну я заперла. Я. Ну легче вам от этого?
Сын Милосердова: — Сильна малышка.
Сидорин: — Вы понимаете, что вы говорите? Вы! Вы понимаете или нет? Я заперла дверь!
Аникеева: — Болтает, успокойтесь.
Кушакова: — Зачем вы это сделали? Вас же не исключили?
Малаева: — Вам, боюсь, этого не понять!
Аникеева: — Товарищи, у нас тут страшная недоработка. Страшная! Нужно было просмотреть личное дело каждого. Спасибо вам, товарищ Малаева.
Сын Милосердова: — Вы распоясались.
Малаева: — Пожалуйста.
Аникеева: — ... за своевременный сигнал. Вот только теперь я поняла, как вы правильно поступили, заперев дверь! Товарищи! Мы совершили грубейшую, я бы просто сказала бы, политическую ошибку…
Якубов: — Хорошо. Но как вы думаете всё это исправлять?
Товарищи! Я не настолько глупа, чтобы в обществе таких благородных людей держать при себе ключи.
— Товарищи! Вы же видите: единственный способ предотвратить рукопашную — это предоставить мне слово.
— Какое ещё слово?! Зачем, господи?! Где ключ? Ключ где, паршивая моя?