— Да вы что? Как же можно меня выгонять? Я за машину Родину продал!
<...>
— Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе.
— Ну... и четвёртый — Гуськов.
— Как? Как Гуськов? Опять Гуськов? Почему Гуськов?
— Должен же быть кто-то четвёртый.
Сидорин: — Пожалуйста, родные мои, признайтесь, кто совершил этот разбой, будет хуже, мои серебряные.
Малаева: — Ну я заперла. Я. Ну легче вам от этого?
Сын Милосердова: — Сильна малышка.
Сидорин: — Вы понимаете, что вы говорите? Вы! Вы понимаете или нет? Я заперла дверь!
Аникеева: — Болтает, успокойтесь.
Кушакова: — Зачем вы это сделали? Вас же не исключили?
Малаева: — Вам, боюсь, этого не понять!
Аникеева: — Товарищи, у нас тут страшная недоработка. Страшная! Нужно было просмотреть личное дело каждого. Спасибо вам, товарищ Малаева.
Сын Милосердова: — Вы распоясались.
Малаева: — Пожалуйста.
Аникеева: — ... за своевременный сигнал. Вот только теперь я поняла, как вы правильно поступили, заперев дверь! Товарищи! Мы совершили грубейшую, я бы просто сказала бы, политическую ошибку…
Якубов: — Хорошо. Но как вы думаете всё это исправлять?
— Ну, товарищи, кто за то, чтобы признать работу правления гаражно-строительного кооператива «Фауна» удовлетворительной?
— Почему удовлетворительной-то? Надо признать работу хорошей.
— Верно. Славно потрудились. Можно и хорошей.
— Большие молодцы!
— Да чего там, признать прекрасной и пойти домой!
— Нет, товарищи, у нас не может быть хорошей работы. Бывает удовлетворительная и неудовлетворительная.
Аникеева: — Ох, Павел Константинович, я глубоко уважаю вас, как учёного... но ваш моральный облик....
Смирновский: — Так-так, интересно.
Аникеева: — Мне, как заместителю директора института, звонили из весомой организации... В овощном магазине шестьдесят втором люди покупали картофель в пакетах — и что они там находили?
Сын Милосердова: — Неужели ананасы?
— И последний, Якубов Александр Григорьевич, как это ни прискорбно... Лично я знаю товарища Якубова, как говорится, сто лет.
— Да, и все эти сто лет мы знаем его с самой лучшей стороны!
— И тем не менее, кто-то должен, то есть, простите, кого-то мы должны...
— Хвостов Семён Александрович.... Ну, мы все боролись за товарища Хвостова, пытались его защитить, отстоять. Мы сделали всё... Всё возможное.
— Но есть предел и нашим возможностям, товарищи!
