— Нет, это ты послушай, – резко прервала она его. – Он забирал меня к себе в дом из-под проливного дождя, кормил меня и мою сестру, когда наши животы прилипали к спинам, потому что родители спускали все последние деньги на бухло, он отдавал нам свою кровать, а сам шел спать на диван, а потом я тыкала в него пальцем и смеялась над ним, потому что просто боялась общественного мнения и прочего дерьма. Я не сильная, я никакая. Но знаешь, что в этом всем самое ужасное?
— Что? – тихо спросил Фрэнк.
— Если я сейчас пойду и попрошу его о помощи, он снова впустит нас, отдаст свою кровать и даже не упрекнет меня.
— Десять тысяч за доставку живой. Мёртвой будет пятнадцать.
— Почему это мёртвой дороже?
— Нести ваш труп на своём горбу стоит денег.
— Здравствуй, Эрик. Ты где?
— Здесь! А ты где?
— Здесь.
— Если мы оба здесь, на черта тогда телефон?
— Самое забавное, что эти двое не догадываются, что это райские кущи перед входом в ад.
— Ты правда так думаешь?
— Я большую часть жизни уворачивался от осколков неудавшихся браков моей матери, а начиналось всё с лучезарных улыбок.
— Хм... Некоторые браки бывают счастливыми.
— Да, а у некоторых людей шесть пальцев.
— Могу поспорить, что ты не был женат.
— Я решил учиться на ошибках родителей, это называется — эволюционировал.
А ещё ты не одеваешься нарочито сексуально. Похоже, ты понимаешь, что носить сексуальные шмотки — не значит быть сексуальной, что конфетками нужно угощать того, кто это заслужил, а не раздавать их на халяву каждому встречному и поперечному.
— Привет, Джозеф. Я звоню насчет того гамма-излучателя, что я тебе одолжил. Он скоро будет нужен мне самому. Это пятнадцатое сообщение на автоответчик, что я оставляю за эту неделю, перезвони мне. О, и надеюсь, работа над мутацией того плотоядного вируса прошла успешно.
— ?
— Люди никогда не возвращают мои вещи.
А почему? Почему тебе неприятно разговаривать о том, как молодые придурки издеваются над вонючими бомжами? Наверно, потому, что ты сразу представляешь себе, как это происходит... Но почему это зрелище считается неприятным? А при виде пахнущего молоком младенца, наоборот, все невольно начинают улыбаться... Кто изначально решил за нас, какой запах приятен, а какой отвратителен? Наверно, во всем мире нет ни одного человека... Вернее, я хотел спросить, неужто во всем мире нет ни одного человека, которому бы вдруг захотелось прижаться щекой к бомжу... человека, который невольно захотел бы убить младенца. А, Кенжи? Как ты думаешь? Мне почему-то кажется, что такой человек обязательно где-нибудь есть...
— Мне кажется, ты романтизируешь прошлое.
— Мы уже не узнаем: прошлое позади, можно его романтизировать.
— Сколько раз ещё надо тебе нагадить на голову, чтобы ты открыла зонтик?
— Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
— Судя по тому, сколько ты пьёшь, риск — твоё второе имя.
— Мое самое сильное воспоминание тех дней — это воспоминание о том, как я потерялся. Ты когда-нибудь терялся, Кенжи?
Я покачал головой.
— Странно, — сказал Фрэнк. — Каждый ребенок хоть один-единственный раз, но должен потеряться.
Пояснение к цитате:
Чарли начал возвращаться в свое начальное самочувствие, слабоумного мальчика
— Я не умею плавать!
— Не умеете плавать, но зафрахтовали круиз?!
— ...
— Плата возросла.
— Нет, говорю тебе, у этого нигерийского бизнесмена есть ко мне отличное деловое предложение!
— Подозреваю, ты веришь всему, что говорят тебе люди.
— Пффт, а вот и нет!
— Ладно, как скажешь. Если ты перейдешь через эту черту, тебя ударит молния.
[В больнице]
— Не понимаю, зачем он покинул безопасную зону катушки Теслы, когда я предупредил его о последствиях?
Его почти убили, а капитан, похоже, готов поднять подчиненного даже из гроба, чтобы заставить на себя вкалывать!
- 1
- 2