— Почему тебе иногда хотелось убить себя?
— Мне хотелось убить себя, когда мне казалось, что я – единственная душа, которая осталась на Земле. И что душа заключена в этом теле, которое всего лишь сталкивается с другими телами и не надеется соединиться с другой душой, так же запертой где-то внутри.
Я боюсь. Я боюсь остаться одна. И боюсь остаться с кем-то. Я боюсь... боюсь того, кто я есть, и того, кем я не стану, и того, кем могу стать. Я не хочу оставаться на этой работе до конца жизни, но я боюсь уйти. Я просто устала. Устала бояться.
— Ты ведь не думаешь, что мы друг другу подходим? Но это так, Фрэнки. Мы подходим, как горошины в стручке, как замок и ключ.
— Не уверена, что я в восторге от того, где побывал твой ключ.
— Я никогда не могу угадать, когда ты говоришь серьёзно, а когда шутишь.
— А я делаю это одновременно — серьёзно шучу.
Ты знаешь... это было первой настоящей гадостью, которую ты мне сказал. Насмехаться над чьим-то умом или образованием, или его отсутствием... Это то, что я ни за что не хотела бы услышать. Я думала, что ты просто грустный, Джонни, и чудаковатый. А ты оказывается жестокий.
— «Фрэнки и Джонни».
— Да, я слышала эту песню.
— Мы соединились, даже не встретившись.
— По-моему, в конце они убили друг друга.
— Нет, это она его убила. У тебя преимущество.
— Пошёл ты! Как хочу, так и говорю. Сегодня я играю в этот боулинг! И кто ты такой, чтоб мне портить его своими дурацкими признаниями в любви!
— Он определенно ей нравится.
— Я так больше не могу. Это не честно! Ты же не собираешься бросить работу из-за этого парня? Ты была там до него! Ну в чём проблема?
— Он говорит, что любит меня. Он хочет жениться на мне.
— Вот сволочь!..
— Может, Хорхе разбирается в видиках?
— Да у него на уме только женские гениталии. Если залезть к нему в голову, там окажутся одни волосатые треугольнички.