На часах девять, и все старперы планеты уже нацепили тапочки и посасывают Cherry, а ребята, которые обожают рок-н-ролл, снова готовы оседлать нашу рок-волну. Вы слушаете Радио Рок, а я Граф. И я предупреждаю: рок доведет Вас до экстаза! Рок весь день и рок всю ночь!
— А ты, значит, Граф?
— Да.
— Значит, я король?
— Или шут.
— Ты в порядке?
— Да... просто пару месяцев назад я спорол ужасную глупость.
— Правда?
— Да... я вдруг кое-что понял, но вместо того, чтобы сразу прогнать эту мысль, я стал думать и... я знаю, эта мысль верна, но боюсь, она застряла во мне навсегда.
— А что за мысль?
— Что это самые лучшие дни нашей жизни...
О нашем уговоре. Я хотел, чтобы Вы заставили меня что-нибудь безумное сделать. Вы прислали на наше радио уже миллионы идей. Но была одна, которая перебила все. И я с гордостью объявляю, что скоро стану первым человеком, который матюгнется в эфире рок-станции великой Британии. Моя цель не оскорбить кого-то, а развлечь. Ну и хотелось бы просветить Вас слегка. Ведь от пули умирает человек, от бомбы — много людей, жестокость убивает любовь, а вот от крепкого словечка ещё никто никогда не умирал.
— Помню, как-то раз ты попросил меня избавить кошку от мучений.
— На самом деле я имел в виду, чтобы ты прекратила ее мучить.
Я хочу сказать всем нашим слушателям: благослови Вас Господь. А вам, ублюдки при исполнении — не думайте, что это конец. Наше время уйдет, наступит другая эра и политики так и не почешутся, чтобы сделать этот мир лучше. Но по всему свету юноши и девушки никогда не перестанут мечтать и о мечтах своих сложат песни. Главное не умрет сегодня, погибнут лишь несколько уродов на дерьмовом суденышке. И только одно нас печалит — что в будущем, люди, вас ждет множество прекрасных песен, которые нам уже не доведется ставить в эфир, но, поверьте мне, их все равно будут писать, и все равно будут петь, и все они будут новым чудом света.
Граф: — Тебе надо было бы заняться под моим руководством политикой.
Фигаро: — Да я её и так знаю.
Граф: — Так же, как английский язык, — основу!
Фигаро: — Да, только уж здесь нечем хвастаться. Прикидываться, что не знаешь того, что известно всем, и что тебе известно то, чего никто не знает, прикидываться, что слышишь то, что непонятно, и не прислушиваться к тому, что слышно всем; главное прикидываться, что ты можешь превзойти самого себя; часто делать великую тайну из того, что никакой тайны не составляет; запираться у себя в кабинете только для того, чтобы очинить перья, и казаться глубокомысленным, когда в голове у тебя, что называется «ветер гуляет» худо ли, хорошо ли разыгрывать персону, плодить наушников и прикармливать изменников, растапливать сургучные печати, перехватывать письма и стараться важностью цели оправдать убожество средств. Вот вам и вся политика, не сойти мне с этого места.
Граф: — Э, да это интрига, а не политика!
Фигаро: — Политика, интрига, — называйте, как хотите. На мой взгляд, они друг дружке несколько сродни, а потому пусть их величают, как кому нравится. «А мне милей моя красотка», как поется в песенке о добром короле.
В общежитии колледжа у нас был девиз: «Не будь злопамятен. Отомсти и забудь».
... мы всего лишь поклонники. И я сочту за честь, если вы в эту историческую ночь вместе со мной поприветствуете легендарную четверку. Светочей нашей эпохи. Людей, несущих радость нашему и последующим поколениям. Потому что в этом мире всегда будет бедность, боль, война, несправедливость, но, слава Господу, кроме этого всегда будут «Битлз»...
Очевидно, чем больше делаешь для женщин, тем меньше это ценится. Они издеваются над теми, кто их обожает, и бегают за теми, кто презирает их.
Вы не имеете права показывать нам преступление, не делая к нему поправок, не преподавая нам урока.
Я поклялся, что… если он еще раз окажется в моих владениях, я прикажу его хорошенько выпотрошить, а потом повесить сушиться… как нечто, что… хмм… сначала выпотрошили, а потом… хмм… повесили сушиться…
Я американский гражданин и мне глубоко плевать на ваши поганые грейтбритишовые законы. Я намерен вещать с этого корабля круглые сутки до самой смерти. Ну и еще пару дней после.
Сначала люди оспаривают бытие бога, затем критикуют правительство, далее появляется свобода, свобода оскорблений, бунта, наслаждений или, вернее, грабежа, а поэтому религия и власть должны подвергать гонению вольнодумцев, еретиков. Подымется, конечно, шум против преследований, как будто палачи преследуют преступников. Резюмирую: нет государства без бога, ибо закон может пользоваться уважением тогда лишь, когда исходит свыше.
- 1
- 2