— Сможешь разобрать его гитару?
— Не ломая?
— Да.
— Какая ты жестокая…
— Почему? Ведь тогда он сможет её собрать.
— Ты ко мне жестокая. Думаешь, легко — разобрать гитару, не ломая?
Прдготовка к розыгрышу над гитаристом
— Сможешь разобрать его гитару?
— Не ломая?
— Да.
— Какая ты жестокая…
— Почему? Ведь тогда он сможет её собрать.
— Ты ко мне жестокая. Думаешь, легко — разобрать гитару, не ломая?
Прдготовка к розыгрышу над гитаристом
«Иди ко мне».
А вдруг пойдёшь ты?
А вдруг ты рысью побежишь?
Я не поверю, испугаюсь.
Я отшучусь — ты промолчишь…
Когда мы въехали в Париж, Марк свернул на Ледрю-Роллен.
— А может, через «золотого мальчика» поедем? Так быстрее будет.
— Какого ещё «мальчика»? — не понял он.
— Ну я так колонну на площади Бастилии называю.
Марк чуть руль не выпустил от смеха.
— Чего непонятного? — рассердилась я. — Там же наверху мальчик золотой стоит!
— Во-первых, мальчик — бронзовый, а во-вторых, это Люцифер с факелом.
— Вы курите?
— Я что, так плохо выгляжу?
Все мои желания сбываются, но уже не делают меня счастливой. Они сбываются так поздно, что почти делают меня несчастной.
Какое вам дело до моей ориентации? Вам-то всё равно ничего не светит.
И никого он, кроме себя, не любит и любить не будет, он любит только любовь в чужих глазах и питается ею, как вампир. Он соблазняет женщину не ради женщины, а ради самоутверждения — вот что и противно. Все мужчины, грубо говоря, делятся на геев и бабников, и Серж Сантон — худший представитель второй категории.
То, что ты видел меня нагишом, еще не значит, что ты меня хорошо знаешь!