Хочу машину времени, чтобы вернуться в прошлое и застрелиться.
— Я не шизоид, — возмущенно возразил Майлз. — Правда, у меня есть склонность к маниакально-депрессивному состоянию, — признался он после некоторого раздумья.
Я никто, как и вы. Только вам это лучше удается — быть никем.
Люди так много волнуются и переживают по поводу того, что перестанут существовать после смерти. И мало кто хоть на секунду задумывается о том, что не существовал до зачатия. Или вовсе не существовал бы.
Настоящее предназначение берет все — до последней капли крови, да еще выжмет тебе вены, чтобы убедиться, что больше ничего не осталось, но возвращает вдвойне.
Вот что я скажу вам насчет цинизма, сержант: это самая бессильная мораль на свете. Но зато какая удобная! Убеди себя, что барахтаться бесполезно, – и можно со спокойной душой сидеть по уши в дерьме и ничего не делать.
Настоящее предназначение дает тебе целую гору жизни и ставит тебя на ее вершину.
Цетагандийцы хотят сломать вас, а потом вернуть на Мэрилак, как вакцину: убеждать своих соплеменников сдаться. Когда вот это убито, – Майлз прикоснулся ко лбу Трис (о, едва-едва), – тогда цетагандийцам больше нечего бояться вот этого, – он приложил палец к ее бицепсу. – Вас сломают, а потом отпустят в мир, чей горизонт замкнет вас подобно этому куполу. – Война не окончена, поймите. И вы находитесь здесь, потому что цетагандийцы все еще ожидают, когда Фэллоу-Кор падет.
Эти способности были просто 15 годами практики, вошедшими в подсознание.