Ни музы, ни труды, ни радости досуга -
Ничто не заменит единственного друга.

Позволь душе моей открыться пред тобою
И в дружбе сладостной отраду почерпнуть,
Скучая жизнию, томимый суетою,
Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть.

О, где б судьба ни назначала
Мне безымянный уголок,
Где б ни был я, куда б ни мчала
Она смиренный мой челнок,
Где поздний мир мне б ни сулила,
Где б ни ждала меня могила,
Везде, везде в душе моей
Благословлю моих друзей.

Я позабыл любви призывы
И плен опасной красоты;
Свободы друг миролюбивый,
В толпе красавиц молодых,
Я, равнодушный и ленивый,
Своих богов не вижу в них.

Но я люблю его сердечно
За то, что любит он беспечно
И петь и пить свое вино,
И над всемирными глупцами
Своими резвыми стихами
Смеяться — право, пресмешно.

В других землях писатели пишут или для толпы, или для малого числа. У нас последнее невозможно, должно писать для самого себя.

Она мила — скажу меж нами -
Придворных витязей гроза,
И можно с южными звездами
Сравнить, особенно стихами,
Ее черкесские глаза.

Уж десять лет ушло с тех пор и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я...

Вы сами знаете давно,
Что вас любить немудрено,
Что нежным взором вы Армида,
Что легким станом вы Сильфида,
Что ваши алые уста,
Как гармоническая роза...
И наши рифмы, наша проза
Пред вами шум и суета.

Вспомните Шекспира, он никогда не боится скомпрометировать своего героя, он заставляет его говорить с полной непринужденностью, как в жизни.

Моя дочь в течение последних пяти-шести дней заставила нас поволноваться. Думаю, что у нее режутся зубы. Хоть и стараешься успокоить себя мыслью, что все это претерпели, но созданьица эти так хрупки, что невозможно без содрогания смотреть на их страдания.

Вы избалованы природой;
Она пристрастна к вам была,
И наша вечная хвала
Вам кажется докучной одой.

Говорят, что несчастье хорошая школа: может быть. Но счастье есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному.

За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно.
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно и тошно.

У нас есть три истории России: одна для гостиной, другая для гостиницы, третья для гостиного двора.