Сколько грамотей у нас развелось: и то-то, ведь кому господь откроет. Прежде, бывало, кто писывали хорошо по-русски, так те знавали грамматику; а ныне никто ее не знает, а все пишут.
Говорят, что с совестью жить худо: а я сам теперь узнал, что жить без совести всего на свете хуже.
Человек, поднимаясь наверх, остаётся человеком; человек, опускаясь вниз, остаётся человеком.
Обращается к Се Ляню.
— Разве змея вас не укусила?
— Укусила. Но умерла от моего яда.
— Я пристально слежу за тем, чтобы владыка общался лишь с достойными...
— Судя по всему, ты с ним нечасто видишься.
Прилежи только к делам, читай больше.
— Владыка, что мы должны делать?
— Страдать!
Гордость это очень дорого...
У каждого из нас свой путь, давно мы его выбрали и идём ими. Волею аль неволею.
– Я и забываю, моя Царевна морская, как порой ты бываешь наивна, несмотря на все лета свои.
– О чём ты?
– Да о том, Марья! Словно дитя малое, ты о хороших да плохих рассуждаешь. О чёрном да белом… При том заранее для нас с тобою места распределила. А ведь правда в том, что мир – он серый, Марья. И даже самый праведник истинный да справедливый на гнусность способен. Вопрос лишь в том, что его вынудить может. И что праведником после этого он быть не перестанет. Коль иначе ты считаешь, Марья, так знай – себе сама врёшь. А дело то – последнее.