Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые — слишком рано, надо уходить вовремя…
— Я хочу только несбыточного.<…>
— Тогда Вам нечего больше желать, — сказала она. — Вы все уже имеете.
— Неправда. Почти ни один человек не думает о смерти, пока она не подошла к нему вплотную. Трагизм и вместе с тем ирония заключаются в том, что все люди на земле, начиная от диктатора и кончая последним нищим, ведут себя так, будто они будут жить вечно. Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежности смерти, мы были бы более человечными и милосердными.
— И более нетерпеливыми, отчаявшимися и боязливыми, — сказала Лилиан, смеясь.
— И более понятливыми и великодушными...
— И более эгоистичными...
— И более бескорыстными, потому что на тот свет ничего не возьмешь с собой.
— Короче говоря, мы были бы примерно такими же, какие мы сейчас.
Жерар оперся на руку.
— Все, кроме тибетских мудрецов и рассеянных по всему свету чудаков, над которыми смеются.
Все, — хотела сказать Лилиан, но промолчала. Она вспомнила санаторий, где ничего не забывали; правда, и там смерть игнорировали, но не для того, чтобы тупо влачить свои дни, а потому что, познав неизбежность смерти, умели преодолеть свой страх.
— Кроме больных, — сказал Жерар. — Но уже через три. дня после выздоровления они забывают все, что клятвенно обещали себе во время болезни.
Жерар: — Мишель, а ты сумеешь им управлять? [друг передал ключи от экскаватора]
Клеман: — Это так же просто, как велосипед.
Морзини: — О Боже мой! Ты свихнулся! Я буду стрелять! Я уже стреляю!
Клеман: — Помни о своей маме!
Морзини: — Подлец! Мерзавец! Ай! Не трогай машину! Она новая! Не смей её портить, дурак!
Клеман на экскаваторе поехал освобождать дочку миллионера Мари-Анну Проссан от гангстера Морзини, громя особняк, где её держат в заложниках.
Я думал о том, в чем ваш секрет, о незнакомка, Клеопатра с бульвара Сен-Мишель. Ваш секрет — смерть. Не могу понять, как я, певец смерти, не догадался об этом сразу.