— А правда, Алалей, по звездам всё можно знать?
— Как кому.
— А что такое всё, Алалей?

— Не бойся, Лейла, – сказал Алалей, – это они… к ним надо привыкнуть… это совсем не люди, только не бойся, Лейла.

...знает Копоул, знает и перезнает много всяких докук и балагурья, да чуфырится: как можно, ведь тысячу и одну ночь терся кот в коленях у Шехерезады, когда рассказывала Шахриару сказки Шехерезада!

Если бы люди вглядывались друг в друга и замечали друг друга, если бы даны были всем глаза, то лишь одно железное сердце вынесло бы весь ужас и загадочность жизни. А, может быть, совсем и не надо было бы железного сердца, если бы люди замечали друг друга...

Живой человек не без странностей, у всякого своя повадка.

– Я тоски не знаю, – повторял он в тысячный раз, – мне легко! – а в голосе слышалось: «мне все равно, мне ничего не надо».

Или тут и зверь ни при чем, и все проклятие вовсе не в том, что человек человеку зверь, да еще и бешеный, а в том, что человек человеку бревно. И сколько ни молись ему, не услышит, сколько ни кличь, не отзовется, лоб себе простукаешь, лбом перед ним стучавши, не пошевельнется: как поставили, так и будет стоять, пока не свалится либо ты не свалишься.

Родился человек на свет и уж приговорен, все приговорены с рождения своего и живут приговоренными и совсем забыв о приговоре, потому что не знают часа, но когда сказан день, когда отмерено время и положен срок, указана суббота, нет, это уж выше сил человеческих, данных богом человеку, которого, наделив жизнью, приговорил, но час смерти утаил от него.