Она сидела напротив него и улыбалась.
Это было её секретное оружие, её фирменный приём. Улыбнуться неудобному собеседнику, чтобы сменить тему разговора, — никто пока не придумал способа действеннее.

— Думаешь, это похоже на грифели твоих карандашей? Полагаешь, будто они стираются, если ими пользоваться?
— Кто они?
— Чувства.

Я считал, что забыл ее, но стоило мне оказаться в одиночестве в более или менее тихом месте, как она приходила, и я ничего не мог поделать.

Несчастным быть куда легче, чем быть счастливым, а я не люблю, слышишь, не люблю людей, которые ищут легких путей. Не выношу нытиков! Будь счастливым, чёрт побери! Делай что-нибудь, чтобы быть счастливым.

Все замерли.
Время остановилось.
Счастье.

Мы весело шутили — мы были хорошими актерами, умели делать хорошую мину при плохой игре.

Я, понятное дело, не могу прийти первой. Ни за что. Я даже слегка опоздаю. Долгожданная — более желанная. Пусть чуточку помучается, так будет лучше.

У нее столько причин плакать, что даже думать об этом не хочется. В этих слезах вся ее жизнь. И, чтобы не стало совсем худо, она говорит себе, что плачет потому, что хочется плакать, вот и все.

Либо я полная тупица, либо слишком доверчива. Впрочем, это одно и то же…

Жить вместе людям мешает их глупость, а не различия.

— <...> Надо бережнее относиться к людям, которые к тебе расположены... В старости сам убедишься, что таких совсем мало...

Сегодня тебе хочется одного — сдохнуть, а завтра просыпаешься и понимаешь, что нужно было всего лишь спуститься на несколько ступенек, нащупать на стене выключатель и увидеть жизнь в совсем ином свете…

... Я был счастлив в то время, потому что знал: пусть мы не вместе, она существует. Само по себе это уже было чудом.

Единственная девушка во вселенной, способная носить шарф его бабули, оставаясь красавицей, никогда не будет принадлежать ему.
Идиотская жизнь...

<...> самый странный, самый маргинальный, самый нежизнеспособный человек становится сильным, когда его любят и принимают.

— Ты цинична.
— Я защищаюсь.