— Никакое это не колдовство, не вирус и не нуклонные лучи. По-моему, всё гораздо серьёзнее. Мы сами виноваты... Мы давили себя веками. Зарывались в жадность, ненависть и все остальные грехи, какие только могли придумать, пока наши души не очутились на самом дне. И это дно мы тоже проскребли...и попали куда-то...во тьму.

Пока я молчу, мое красноречие без труда карабкается по лесам слов и расписывает высочайшие кафедральные потолки картинами моих мыслей. Но стоит открыть рот, как все рушится. Мой рекорд — четыре слога подряд. Потом что-то заст... ре... ва... ет. Вполне возможно, что при этом я самый болтливый зомби в аэропорту.

Если конец света наступил, то не всё ли равно как?

Стою над проигрывателем и нарезаю своё сердце в акустический коллаж.

Литература — это не буквы на бумаге. Это общение. Это память.

Мы узнаем плоды цивилизации: дома, машины, общий пейзаж, но нам самим среди всего этого нет места.

Чудес не бывает. Есть причина и следствие, мечта и реальность, жизнь и смерть — а эта твоя надежда нелепа. Ну а романтичность — вообще курам на смех.

Дело не в поддержании популяции, а в сохранении знаний, передаче их другим поколениям. Только так нам не настанет конец.

Какая же это чудовищная ответственность — руководствоваться моралью.

...к жизни не прилагается инструкция. Все в голове, в нашем коллективном сознании. Если и есть какие-то правила, то лишь те, которые мы выдумываем сами. И, если хочется, их можно изменить.

Мы голосовали, выбирали себе лидеров — обаятельных, с белоснежными чубами и безупречно подвешенным языком — и совали им в руки все наши страхи и мечты, ведь у людей с таким крепким рукопожатием не может быть слабых рук. И нас всегда подводили. Иначе и быть не могло. Ведь они тоже были всего лишь людьми.

Я помню, какой любовь была прежде. Мешанина эмоций и биологии. Выдержать все проверки, занести много общего, пройти огонь, воду и медные трубы — вот чего она требовала. Любовь была пыткой, упражнением в самоистязании, любовь была живой. Новая любовь проще. Легче. И слабее.