— Мисс Эйнджела, если услуга представителей вашей профессии является нормой, то почему тогда постоянно всплывает термин «шлюха»?
- О-о-о, милый,  — со странной улыбкой ответила ему Лорэй.  — Для этого необходим экскурс в историю. Ты знаешь, что проституцию называют древнейшей профессией?
- Нет, мэм,  — признался сержант, проникаясь уважением к столь древнему и почётному ремеслу.  — История не входила в наше обучение. Получается, что оскорбления вызваны завистью к высокому статусу?
В ответ на это предположение Эйнджела оглушительно расхохоталась, вызвав удивлённые взгляды окружающих.
- Ты неподражаем,  — аккуратно утерев выступившие от смеха слёзы, выдохнула девушка.  — Зависть к статусу… Нет, милый, шлюха — это оскорбление, обозначающее того, кто продаёт себя за деньги. Причём, помимо очевидного значения, есть и другое. Любой, кто идёт против своих убеждений, гордости или чести ради платы, шлюха.
— Не понимаю,  — признал поражение репликант.  — Если пользоваться услугами — норма, то почему тогда оскорбляют того, кто их оказывает? Если же это аморально, то зачем тогда пользоваться? А воспользовавшись — оскорблять? Простите, мисс Эйнджела, я совсем запутался… Либо я что-то упустил, либо люди… лгут? Но зачем?
- Людям нравится думать, что дурны не их желания, а те, кто их исполняет,  — пожала плечами Эйнджела и перемешала соломинкой остатки коктейля в бокале.  — Им так проще.

— Как тебя зовут? — спросила Эйнджела.
— Эр-Эс-Три-Пять-Пять-Ноль-Девять-Ноль, мэм,  — ответил Блайз и вновь набил полный рот.
- Это номер твоего ай-ди?  — удивилась Свитари.
— Серийный номер.  — Сержант вошёл в комнату.
В отличие от Блайза, шлем Чимбика был наглухо закрыт.
— У нас нет имён,  — продолжал сержант. <...> - Мы не должны отождествлять себя с людьми, потому что ими не являемся.
Потрясение девушек было столь велико, что они впервые за вечер открыто посмотрели на Чимбика.
— Даже у рабов и домашних животных есть имена,  — хрипло проговорила Эйнджела.
«Шестиокое» забрало сержантского шлема повернулось к ней.
- У оружия — только номер,  — проговорил Чимбик.

Эйнджела критически оглядела репликанта и добавила:
— Но в этом шлеме ты вряд ли смешаешься с толпой.
— Я могу включить режим маскировки…  — буркнул сержант, прекрасно понимая, как жалко звучит этот довод. Но продолжал цепляться за любую возможность оттянуть неизбежное — снять шлем и показать лицо.
- Если под шлемом не две головы — его лучше снять,  — посоветовала Эйнджела.
— Мне лучше его не снимать,  — признался Чимбик.  — Так, во всяком случае, говорят люди из группы контроля. Я урод.
Его признание не произвело на Лорэй особого впечатления.
— Значит, не сложно будет смешаться с толпой,  — пожала она плечами.  — Уродство в мире встречается чаще, чем красота. Сама жизнь уродлива.

— Душа? — переспросил Чимбик.
Термин был ему знаком. Даже репликанты использовали в разговорах фразы вроде «душа ушла в пятки» или «душа вон», но сам сержант никогда не задумывался об истинном значении этого слова.
— А разве душа может быть у изделия? — наконец спросил он. — Если я верно понимаю значение термина, то душа — это атрибут человека. Верующего. Потому что человек, по версии множества религиозных учений, создан Богом, и Бог наделил душой своё создание. А мы созданы людьми.
Эйнджела невесело улыбнулась:
— Я знаю немало людей, у которых души определённо нет. Так почему бы душе не появиться у тех, кто создан искусственно? В противовес бездушным людям.

— Мэм, — осторожно спросил он, — вам моё поведение не кажется… странным?
— Сейчас или вообще?
— Начиная с утра, мэм, — уточнил сержант временной отрезок.
— А что считать нормой? — весело прищурилась Эйнджела. — Норма, знаешь ли, у каждого своя. С чем сравнивать? С тобой вчерашним или с людьми?
— Мной вчерашним, мэм, — не разделяя её веселья, отозвался сержант.
— Ну, — Лорэй коснулась украшенным цветной эмалью ногтем губ, — ты не угрожаешь мне, не убил сегодня ни одного человека…
Она весело покосилась на напряжённого Чимбика и совершенно серьёзно произнесла:
— У всех бывают неудачные дни.