У меня никогда не было желания сделать мужчину своим рабом. Я проклинаю наше советское ханжеское воспитание и эмансипацию, а за некоторые свои поступки в молодости я себя просто ненавижу. Могла в ресторане с шиком заплатить за весь столик. При этом даже не задумывалась о том, что оскорбляю таким поступком мужчин. А сейчас... С годами все больше хочется подчиняться, чувствовать себя слабой и беззащитной...

— Вы не считаете себя красивой?
— И никогда не считала. Могу быть привлекательной. Эффектной. Свечусь от того, что я на сцене. Вот на сцене люблю себя и не стесняюсь об этом говорить.
— А в жизни?
— В жизни комплексую. Почти не хожу на тусовки. Не даю интервью. Мне все время скучно в компании. Не понимаю, зачем люди об этом говорят, зачем тратят на это время? Лучше лягу на диванчик, суну кошку под мышку и книжку почитаю — вот это удовольствие. С подружками люблю общаться. А все эти компании… Может, мне так неуютно, потому что все ждут: вот сейчас актриса будет выдавать. С каких щей? Я такая, какая есть. Столько выдаю на сцене, что иногда и для близких почти ничего не остается. Есть актеры, которые подключают какую-то особую технику, выдают бутафорские слезы за настоящие страдания. Я так не умею. Я душу свою отдаю, по кусочкам от нее отрываю, отрываю…

Я из провинции. А в провинции народ чище. Здесь — не обижайтесь, — намного больше грязи. Я очень хорошо, на собственной, так сказать, шкуре, прочувствовала эту разницу, когда приехала в Москву. Каждый раз, когда тебя обманывают, «имеют» в своих интересах те, кого ты искренне считал друзьями, кому помогал, кому доверял — это сильная душевная травма. У меня надолго остаются рубцы. Правда, последнее время рубцов стало меньше — наверное, кожа стала потолще.
Постепенно жизнь научила: не надо так уж до конца раскрываться и до конца доверять. Надо во всем быть сдержаннее. И намного. С возрастом я стала хуже — я стала менее доверчива. А где проходит эта грань?... Где-то на уровне подсознания. Где-то там, в мозжечке... Точнее я выразить не могу.