Мысль о том, что добро должно быть с кулаками,  — демагогический перевертыш. Сила добра в самом добре, победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате. Тут иной способ победы, добро побеждает тогда, когда оно остается добром,  — в этом и есть его победа. Парад победы добра невозможен. Дело вовсе не в позиции «непротивления по Толстому» – это уже вовсе иные категории, вопрос непротивления — это вопрос борьбы и отказа от борьбы, это вопрос смирения как мудрости. Добро не воюет и не борется, оно существует или нет.

Почему-то стала раздражать пресловутая идея демократии. Эта самая демократия почти физически представляется мне чем-то вроде Алеши Баталова — сплошные разговоры о хорошем, личина хорошего, а на самом деле «жри, кто кого может, а ты спасайся как можешь — у нас демократия». Либо наоборот: ты не смей меня трогать — у нас демократия. Мне кажется, что в диктатуре куда больше пользы и справедливости. Демократия — ужасная гадость. И словечко это буржуазное.

Снимая картину «Внимание, черепаха!», я искал худых и толстых детей, в сценарии была сцена в институте питания, где худых лечили от худобы, а толстых от полноты. Мы искали детей по всей Москве — не находили худых. Когда я попросил завуча одной школы: покажите мне худеньких ребят,  — завуч испугалась и сказала:
— Что вы, что вы, если у нас худеют дети, мы даём им дополнительные завтраки.