Кисть в моей руке движется подобно смычку скрипки к совершенному моему удовольствию.
С самого начала этой любви я ощущал, что если не брошусь в неё с головой, отдаваясь ей всем сердцем полностью и навсегда, у меня не будет абсолютно никакого шанса. Но какая мне разница, будет этот шанс маленьким или большим? Я хочу сказать, должен ли я, могу ли я принимать это во внимание, когда люблю? Нет никаких мыслей о победе. Ты любишь лишь потому, что любишь.
А затем... Я приехал в Амстердам, где мне сказали: «Ваша настойчивость отвратительна». Я сунул пальцы в огонь лампы и сказал: «Позвольте мне повидать её, пока я держу руку в пламени».
Позвольте мне спокойно продолжать работу. Если это работа сумасшедшего — что ж, тем хуже. Я все равно ничего не могу с этим поделать.
Они [родители] так же не хотят впустить меня в дом, как если бы речь шла о большой, мохнатой собаке. Он наследит в комнатах мокрыми лапами, и к тому же он такой взъерошенный. Он у всех будет вертеться под ногами. И он так громко лает... Короче говоря, это скверное животное. Согласен... Но у этого животного человеческая жизнь. И, хотя он всего лишь пес, человеческая душа, да ещё настолько восприимчивая — он способен чувствовать, что говорят о нем люди. Этого не может обычная собака. И, признавая, что я отчасти и есть этот пес... принимаю их такими, какие они есть.