Стать актрисою с самого детства девчонка мечтала,
Через тернии в круг голливудской богемы попала.
Сценарист — наркоман, а продюсер — распутный ублюдок.
Это вам не Мосфильм, а гнилое нутро Голливуда.
У кошки четыре ноги
И все норовят её пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.
Эх, нищее племя, коллеги-врачи,
За что ж нас судьба наказала?
В аванс выдают нам анализ мочи,
В получку — анализы кала.
От голода пухну и выпить хочу,
И кожаный плащ прохудился.
Подайте, родимцы, простому врачу,
Чтоб доктор хотя бы напился.
«Нет жизни на Марсе» — ученый сказал.
У нас — тоже нет, уж поверьте.
Я гол, как сокол и я зол, как шакал,
Я нищ, как Ван Гог перед смертью..
<...>
Я — жертва Минздрава,
я — падший престиж,
Я — швед под Полтавою, братья.
Я — черная моль, я — летучая мышь,
Я — функция в белом халате.
Как берег надежды, как факел в ночи,
Как символ любви на планете,
Как солнце, мне светит анализ мочи,
И больше ниче мне не светит...
Царевич жил с лягушкой, как с женою, -
Декомпенсированный извращенец,
На сивом мерине катался, параноик,
Любил других лягушек, многоженец.
Но сивый мерин обернулся Сивкой-Буркой
И человечьим голосом взмолился:
«Не ешь меня, болван, я болен чумкой!»
И тут же на берёзе удавился.
Вот это триллер, прям до слез, такие страсти!
Мне самому понравилось чего-то!
Вот было у крестьянина три сына,
Все трое — дураки, что характерно.
Атос, Портос и младший — Буратино
Принцессу встретили, и кончилось всё скверно!
Они вложили ей, на всякий случай,
Прям под матрац горошину. Тротила.
И от дворца остался только ключик,
Который сныкала безумная Тортилла.
Её царевич отловил и долго мучил
Кричал: «Зачем тебе такие уши, бабка?»
Потом убил, сварил и съел, а ейный ключик
У Дуремара поменял на центнер мака.
Старуху ту Раскольников зарубит,
И не со зла, причём, так по сюжету надо.
Старик же, пьянством горе усугубив,
Эрцгерцога застрелит Фердинанда.
Что ты скривился, не нравится сказочка?
Что, недостаточно лихо закручена?
Да, нелегко угодить тебе, лапочка,
Читал бы свой комикс, капризное чучело!
Я тут ему всё о трансцендентальном,
О фатализме, о жизни, о мистике.
Нет, блин, он хочет покруче, завально,
Клёво, атасно, в отпадной стилистике.
Хочешь покруче? Ну, ладно — получишь!
Все будет обалденно, и не о чем скорбеть,
Вам надо ежедневно сто сорок раз пропеть,
О том, что все отменно. Всё просто офигенно. Всё ништяк!
Жизнь сюрпризы преподносит, жизнь лупит нам поддых,
И депрессия всё косит, наши стройные ряды.
Обстановка неспокойна, психиатры сбились с ног,
А народ сигает в окна, нажимает на курок.
Люди злы как прокуроры, ждут печального конца,
От тоски у всех запоры и землистый цвет лица.
Улыбаться надо, братцы, не сдаваться, молодцы!
Если нация в прострации, то нашей нации концы...
Ой, папа плачет! Есть для папы сказка:
«Вот жили-были Дума с Президентом.
И жили они в радости и ласке,
И померли они одномоментно...»
Раз наша жизнь покруче, чем блокбастер,
Должны быть сказки посильней, чем «Фауст» Гёте!
Займемся мифотворчеством, а ля Альфред Хичкок!
Детишкам каку хочется, а цаца им не впрок.
Танцуй, Дюймовочка, хип-хоп, и будет всё тип-топ!
Кто против, кто? Да дед Пихто и Агния Барто!
По городу ходила нетрезвая Годзилла,
Трёх кошек задавила и семерых козлят,
А бедные Степашки, да Хрюшки-Чебурашки
Со страхом эту сказочку глядят.
Ах, каким я славным президентом стану!
Ярким как Людовик, мудрым как де Голль!
Всюду будут скверы, парки и фонтаны.
Слушать будем «Битлз», кушать алкоголь!
Нас бы уважали и арабы, и евреи,
Буш бы за советом в Кремль приезжал:
Дескать, можно мы немного побомбим Корею?
А я бы средний палец Бушу показал!
А у нас холода. Я стою
Под балконом твоим, сеньорита.
Минус двадцать, а я без кальсон
Серенаду пою при луне.
Трудно петь без кальсон на ветру,
И закончится все простатитом,
Но просто ты там мелькнула в окне,
Разбудила надежду во мне.
Холодает. Буду краток.
Я к тому же без перчаток.
В общем, так: люблю тебя, и точка.
В нашем климате бывает,
Что любовь не выживает.
Так не дай замерзнуть нежному росточку.
Течёт мёд-пиво по усам, а в рот всё не спешит,
Придумай сказочку ты сам, меня уже тошнит.
К примеру, как завёл чувак котяру в сапогах,
И сразу он зажил ништяк, весь в тёлках и гринах.
У леса, на опушке, снесла яйцо старушка,
А мы его купили и съели, наконец,
Теперь мы всем колхозом больны сальмонеллёзом,
Вот тут и сказочке конец, кто скушал — не жилец.
Пришел Кинг-Конг, Русалочка убита.
Сменили амплуа герои сказок -
Старик Хоттабыч — предводитель ваххабитов,
Добрыня водку возит на «КАМАЗах».
Боюсь, закончится всё неинтеллигентно,
Как в басне той, про птицу и лисицу -
Ворону как-то Бог послал, послал конкретно
Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем.
Гляжу с тоской, дружок, на ваше поколенье:
Все ждут метафизической халявы.
«Сезам откроется по щучьему веленью...»
А накось-выкуси! О, времена! О, нравы!
- 1
- 2