— И какая узость кругозора, лишь самое низменное в природе человека!
— Я говорю о великих и вечных узах, которые связывают всех до единого, ведь все мы едим, испражняемся, совокупляемся и умираем.
— Но ведь мы ещё и любим. Строим города, пишем музыку, сочиняем стихи, — почему бы не написать и об этом?
— Я беллетрист, а не моралист.
— Не это ли задача художника — человека облагородить?
— Это ваша задача, аббат. А не моя.
Похожие цитаты
1922–1957… Целая жизнь заключена в этом тире между двумя цифрами. Вход и выход. А мы заполняем то, что внутри. Рождаемся, плачем, смеемся, едим, испражняемся, двигаемся, спим, занимаемся любовью, ссоримся, говорим, слушаем, ходим, сидим, лежим… и умираем. Каждый считает это чем-то уникальным, из ряда вон выходящим, но на самом деле у всех одно и то же.
– Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсюда, и вы меня не предупредили?
– Нет, потому что в руке Бенедетто я видел божье правосудие, и я считал кощунством противиться воле провидения.
– Божье правосудие! Не говорите мне о нем, господин аббат. Вы лучше всех знаете, что, если бы оно существовало, некоторые люди были бы наказаны.
– Терпение, – сказал аббат голосом, от которого умирающий затрепетал, – терпение!