Босиком по Бейкер-стрит

Если у тебя есть гитара и ты можешь на ней играть, ты точно один из тех, кто способен быть счастливым.

Однажды, посмотрев по сторонам, ты поймешь, что стал иным. И все двери, что раньше были для тебя открыты, теперь наглухо закрыты.

Двадцать первый век на дворе! Никаких нежностей, иначе припишут к гомикам. Не осталось просто дружеской симпатии даже между парнями: моментально начинают рядить в одежду гомосексуалистов.

Пожалуй, есть нечто привлекательное в предположении, что все самые страшные преступники были совсем не такими людьми, как ты сам. Приятнее признать, что у них дефект на генетическом уровне, чем увидеть в себе способность к притеснению, жестокости и травле. Но каждый, кто долгое время испытывает максимальное психологическое давление, может реагировать, как чудовище. Любой, даже самый милый и приятный индивид.

За промежуток несчастья можно забыть всё хорошее, что произошло до этого.

Все люди стали слишком много себя отдавать проблемам. И теперь им кажутся сумасшедшими те, кто улыбается. Они не понимают, как сами сходят с ума от серости и пустоты, пожирающей их сознание.

Насилие — это не только истязание плоти, но еще и психики.

— Нам необходимо расстаться. С самого начала происходящее между нами напоминало акт забытья, как если бы мы так пытались забыться в объятиях друг друга. Но мы оба понимаем, что это неправильная любовь. Иллюзия, стремление быть нужным хоть кому-то, желание любить кого угодно, например тебя.
После слов Никки всё стало на свои места: и нервозность девушки и её желание находиться как можно дальше от меня. Фразы прозвучали чудовищно обличительно, они подобно острым гвоздям проникали внутрь, оставляя на поверхности только шляпки. Но в тоже время я был благодарен девушке за то, что она нашла в себе силы и сказала всё как есть, вместо того, чтобы продолжать этот странный и не очень приятный для нас обоих танец непонимания.
— Ты уверена? Может быть… — я замолчал, думая, какую роль в этом сыграл Макс. — Ты всё это время об этом думала?
— Да… прости… — Никки нервно сглотнула, но продолжила стойко переносить мой взгляд. — Я взвешивала, оценивала и поняла, что продолжать мучать тебя и себя — неправильно.
— Дело во мне? — мне было важно знать, скорее даже поучительно, что послужило толчком для расставания — я сам или нечто, над чем я неподвластен.
— Нет, ты тут совершенно не при чем. Прозвучит очень заезжено, но ты правда очень милый, хороший, добрый и отзывчивый, но…
От её слов у меня перехватило дыхание, и мысленно я добавил: «Ты очень классный парень, но ты для меня только друг».
— Но… — Никки замялась, не зная что ещё добавить. Происходящее было нелёгким делом и для неё, так что я поспешил на выручку:
— Но у тебя нет по отношению ко мне чувств, которые бы помогли нам создать прочный союз, — прозвучало несколько театрально, но это первое, что мне пришло в голову. В конце концов, все постановки полностью или частично взяты из жизни.
К тому же мне не хотелось расставаться плохо, Никки была рядом со мной в серьёзные в для меня моменты, так что она просто не заслужила, чтобы я выплёскивал на неё своё недовольство и горечь от разрыва. Мы взрослые люди и понимаем, что насильно мил не будешь. И удерживать другого посредствам шантажа или ещё каким-нибудь вымогательством — это низко, глупо и эгоистично.
— Джеффри, я виновата, что… — начала Никки, но я перебил её.
— Ты совершенно ни в чём не виновата. В тот момент мы оба хотели того, что получили. Сейчас же, подумав, ты поняла, что нужно повернуть в другую сторону. Я это понимаю. И принимаю, независимо от того, что об этом думаю и чувствую. Потому что видеть тебя всю на нервах — это намного хуже, чем единовременно принять факт расставания. Я могу приковать тебя наручниками к батарее и уговаривать остаться со мной, но станем ли мы от этого счастливее?

Каждый из нас лишь может попытаться донести свою мудрость до других, однако как они ей распорядятся, мы уже не в силах контролировать. Иногда мудрость уходит в землю. Увы, всё в этой жизни зациклено на повторение, никто не смотрит под ноги, лишь когда наступают на грабли, начинают оглядываться и вспоминать советы старшего поколения. Человеческая глупость и гордость? Может быть. Не знаю. Родители, особенно те, кто нёс на своих плечах тяготы жизни, лелеют мечту, что их дети, видя перед собой пример, многому научатся. Однако, к великому сожалению, молодёжь редко выносит уроки: они хотят большего, лучшего и самое главное — как можно быстрее. В них нет терпения, поэтому первый же крах мечты оборачивается для них настоящим потрясением, уродующим психику и убивающим жажду жизни. Как и лёгкое обретение желаемого. Не зря же запрещено помогать бабочке выбираться из кокона, но если природа умеет соблюдать золотую середину, то люди этим не могут похвастаться.

Смех — это самая лучшая зараза, которую можно подцепить от других!

Меня выворачивает, когда полицейские, которые должны защищать граждан, помогают преступникам. Если нельзя верить полиции, то кому мирные жители еще могут доверять?

Многие не любят репортёров, желая убраться подальше с их глаз. Есть те вещи, которые не стоит знать всему миру, а журналисты подносят это на серебряном блюдечке.

Последние дни были наполнены событиями, в основном, неприятными. Все происходящее напоминало бег белки в колесе, когда кажется, что стоит пробежать всего лишь метр и ландшафт изменится. Вот только, сколько не прилагай усилий, это невозможно. Бежишь-бежишь-бежишь, а пейзаж все тот же. И страшно посмотреть в бок, потому что тогда уже станет однозначно ясно — движется только колесо, которое никак не связано с тем, что творится за стеклом.

Девчонка как метеор, размахивая пакетом, забралась на место пассажира, что было возле меня, и с громким хлопком закрыла дверь, в этот момент я почувствовал на щеке очень неприятное жжение. Странно, я вроде бы сегодня не брился....
— Оооо... — простонала девушка, и я уже хотел повернуть голову в ее сторону, как в зеркале заднего вида заметил, что прямо возле моей щеки воткнут нож, а по шее уже во всю ползет струйка крови. Видимо от болевого шока я не почувствовал соприкосновения. Не спеша я достал из подголовника нож и вытер его о свои джинсы.
— Это ты... сейчас хотела меня убить? — то ли в шутку, то ли нет спросил я, прожигая девушку взглядом.
— Просто инстинкт убийцы внезапно сработал... — ответила она, и я не смог определить, какой она истинный смысл вкладывала в эти слова.

На самом деле люди просто внушают себе, что может быть так, но никак иначе. Шаблонное мышление, почерпнутое от других, из книжек или кино. Вот только кто бы что ни сказал — это лишь его субъективное мнение, а не истина первой инстанции. Но веря человеку, его авторитету — люди начинают принимать заявления как одну единственную и возможную правду. На самом деле быть только, скажем, директором театра — скучно. Но те, кто позволил подменить своё понятие, надев чужие очки с чужим опытом, начинают быть только кем-то или чем-то одним, а спустя годы оглядываются, смотрят по сторонам и в панике пытаются понять, какого чёрта их сюда занесло и как вообще так вышло, что будни стали мукой? Но люди сами отводят себе какую-то роль и добровольно весят на себя ярлык, боясь столкнуться с осмеянием, непониманием, косыми взглядами. Они начинают добровольно играть в те игрушки, в которые им предлагают предшественники или общественное мнение. Вот почему так мало личностей, которые делают только то, что считаю приемлемым для себя — не каждый готов пойти против всех, чтобы остаться самим собой. Боясь потерять что-то — власть, деньги, уважение — или кого-то — жену, родителей, друзей — почти все позволяют управлять собой, меняя самого себя на такие сомнительные ценности как любовь, доверие, уважение. А в один прекрасный день обнаруживают, что их любимые им изменяют, деловые партнеры обманывают, а друзья использовали. И жертва — ты сам — разлетается в пыль. Ха-ха-ха. Вот так-то заключать сделки с дьяволом — он всегда заберёт и тебя и, конечно же, то, что дал взамен твоей души.

Что людей сдерживает прибегать к насилию? Совесть, те самые пресловутые моральные принципы? Но мораль — продажная сучка, которая ляжет под любого, стоит только хорошенько погладить её или, наоборот, побить. После подобного меняется не только мораль, но образуются новые ценности, республики и страны, пункты в законе. Для примера возьмем нас с вами. Пока вы наживаете очередной невроз, пока часы недосыпа исчисляются четырьмя цифрами, я успешно выполняю очередной заказ и наслаждаюсь обществом какой-нибудь сногсшибательной леди. И так будет всегда. Я буду побеждать, а вы будете проигрывать.