Не успел я выпрыгнуть из одной помойки под названием «школа», как чебурахнулся в другую, под названием «университет». Вот так всю жизнь и живем. Скачем из одной клоаки в другую.
Дело в том, что людям нужна трагедия. Всегда и везде. А как только они ее получают — жадно смакуют ею. До последнего выжимают из злоключения все соки, а затем брызжут своей скорбью на всех подряд, выставляя ее напоказ. Сострадать таким людям — недопустимо.
С детства одиночество постепенно обволакивало меня, подобно жидкости. Я задыхался, но теперь отрастил жабры и с легкостью могу дышать, играючи исследуя все глубины и высоты этого бесконечного океана.
Слишком рано разочаровался в жизни. Все предельно легко: то, чего не желаешь — получишь, и то, о чем мечтаешь — не увидишь. Ненужность. Она словно плед, который невозможно скинуть с себя. Любовь — неосязаема. Не ты первый, не ты последний. Я словно хожу по магазину с вещами, которые уже кто-то носил. Примеряю, затем снимаю и кладу на новое место. И я такой же. Наверное, я носок.
Есть люди, подобные глубокому водоему. В них ныряешь и никак не можешь дойти до дна. В итоге, тонешь. А есть люди — просто лужи.
Сегодня модно строить из себя недотрогу, любящего одиночество. Несомненно, это очередная новоиспеченная маска с фабрики вымышленных образов. Такие люди — филистеры и, на самом деле, ни минуты не способны выдержать в компании самого себя, их глаза круглосуточно направлены в экраны своих гаджетов. Они объединяются с подобными себе людьми в интернет-группы и коллективно воображают из себя одиноких уникумов. Таких общин полным-полно, не только псевдо-одиночек. И у всех царит своя атмосфера: разные цитаты, видео, музыка, фотографии, картинки, обсуждения и прочее. Часть из них — сносные, некоторые — полезные, но большинство — маразм, чья публика состоит из безнравственных вечно гогочущих гиен.
«Я опоздал» — подумал я. — «Она, может, и была хорошей, разговорчивой, доверчивой и любвеобильной девушкой, но какой-то гад все испортил. Он нагадил ей в душу, а потом испарился. Теперь, после долгих депрессий и самобичеваний, она стала грубее, холоднее и настороженнее. Она больше не верит в существование хороших парней или даже людей, она не верит в любовь. Это слово режет ей слух. Она ядовито улыбается, глядя на влюбленные парочки, думая: «Скоро им конец». И ей придется справляться со всем этим в одиночку. Ведь никто не сумеет зализать ей раны, пока она сама не захочет этого. Насколько мне известно, в мире пока не существует реабилитационного центра для обиженных и оскорбленных. Да и зачем он, если есть простая психушка? Ведь влюбленность это завуалированное сумасшествие».
Все вокруг измеряется в деньгах. Какие-то гнусные бумажки правят миром. Умора. Дожили! Раньше хоть золото было – красивое такое, блестящее.
В школе нас не учат нормальной жизни. Нас учат той жизни, которую создали одержимые властью и деньгами люди. Вы не думали, что всё могло быть иначе? Многие не позволяют себе такого «лакомства» — думать об этом. Моя мама любит говорить: «Америка открыта сто лет назад. Не пытайся делать открытий!» Но она говорит это из-за страха, потому что полностью подчинена власти. Соглашается со всем, верит всему и вся. И не она одна такая, почти все взрослые люди такие. Они роботы. Живут, чтобы в конце концов сдохнуть.
В меня кидаются помидорами, а я собираю их и делаю томатный сок.
Лучше вот так вот, как стрекоза, летать по всему белому свету и искать свою «судьбу», чем просто лечь на кровать, раздвинуть ноги и повесить на себя табличку «открыто».
Иногда бывает: смотришь на хорошего человека и думаешь: «Эх, был бы я таким же добряком», а потом вдруг впадаешь в недоумение — а что, собственно, мешает?