Soverry

Я всегда выигрывал, сестра. Просто потому, что ты, дура такая, никак не поймешь: войны выигрывает не честность, войны выигрывают оружие и тактика.

Она найдет способ, потому что идущая к цели женщина – опасная женщина.

— Я бы посмотрел на это. В конце концов, у меня ведь даже нет оружия, разве это честно?
— Честность нужна слабакам, – парирует Арес и сплевывает себе под ноги.

Всегда будет появляться кто-то другой, но это не значит, что для тебя не будет места.

— Ты безумна.
— А ты устала от своего мужа.

Даже самая преданная собака может оказаться паршивой, когда голодает.

— Старина Арес сегодня не в духе.
— Как будто бывает иначе, – бурчит себе под нос Дионис.
— И то верно, – Гермес пожимает плечами и откидывается на спинку стула. – Мы все тут в некотором роде не в духе, понимаешь, о чем я?

В конце концов, пока они не пытаются все друг друга задушить, день даже можно назвать хорошим, ведь так? Пока они не вгрызаются друг в друга и не выворачивают внутренности, проверяя границы своей божественности. Пока сосуществуют в иллюзорной гармонии, поддерживая хрупкий, но столь необходимый мир.

Он еще молод, пожалуй, даже слишком наивен для большинства олимпийцев. Мальчишка, который до сих пор полностью не осознал всей своей божественной мощи; мальчишка, который распоряжается ею неправильно, неосознанно и на уровне природных инстинктов, которые так часто его подводят.

Он так мало здесь пробыл, так мало успел увидеть и совсем ничего не успел понять, что наивность сквозит в каждом жесте. Наивность, бешеная жажда жизни и энергия – все то, что было у других, взошедших на Олимп ранее; все то, что будет у других, грядущих, – то, чем так ярко отличаются молодые боги от древних. От тех, на кого они клянутся быть непохожими. От тех, кем они потом становятся сами, не отдавая себе в том отчета.

Иногда мне кажется, что нам всем здесь не хватает здравого смысла.

И все равно идеальной эта дистанция не выходит, как бы сильно ни пытался.

Ты тоже не знаешь, что такое счастье. А я намерен это выяснить.