Все победы Суворова не принесли столько пользы России, сколько ей принесли вреда ссылки «на пример Суворова». Мы перестали вооружаться, учиться, — но самое главное: вооружаться, — все твердя и тараторя, что «пуля дура, штык молодец», и веря в «быстроту, глазомер и натиск». В пору огнестрельного оружия мы («штык — молодец»), в сущности, вернулись к эпохе холодного оружия: колоть и рубить. Мы потеряли военное искусство. И вот: едва могли победить Турцию, побеждены Японией и очутились без снарядов перед Германией. Что около этого, в сущности, «падения Державы» такие мелочи, как земская реформа, судебная реформа и хвастливая Государственная Дума.
Я думаю — цари это знают. И думают: «Не то! не то!» — когда галочье стадо лезет, кричит, взывает и умоляет: «Еще реформу — хотя ма-лю-сень-кую». Цари наши видят дальше и лучше, чем общество. Но бессильны поправить дело, слишком запущенное.

Преступно же то правительство, которое бросает национальную собственность на расхват, а своих граждан в зубы хищникам — в отсутствии Закона. Суматошно кинулись тряхать и взрывать экономику России. Этот перетрях был назван долгожданной Реформой — хотя ни ясной концепции её, ни, тем более, разработанной и внутренне согласованной программы мы никогда не узнали, да её, как обнаружилось, и не было. («Всё решали на ходу, нам некогда было выбирать лучший вариант») Признавалось, что это будет «шоковая терапия» (термин, с лёгкостью перенятый у западных теоретиков-экономистов), однако, как заверил нас Президент накануне её (29.12.91): «Нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идёт о 6-8 месяцах». (Гайдар предсказывал ещё розовей: цены начнут снижаться месяца через три, — из чего он ожидал вообще снижения, отпустив цены для производителей монопольных и в отсутствии всякой конкуренции?) Обещали и «на рельсы лечь» при неудаче реформы. Народ, через который всё пропускали шоковый электрический ток, — оглушённый, бессильно распластался перед этим невиданным грабежом.