Среди добрых — я добрый. Среди зверей — я зверь.
Чтобы стать самим собой, нужно позабыть все прежние представления о себе.
В сущности, ты только это и любишь, — говорила она. — Ты заявляешь, что тебе ненавистны дикие нелепицы, свойственные нашему веку, его ложь и насилие. Но ты в нашем веке как рыба в воде, ты прекрасно плаваешь во всем этом, конечно, против течения, но уж очень ловко. Ты выключаешь у себя телевизор, ты выключаешь радио, но только потому, что тебе нравится их выключать. Этим ты выделяешься.
Каждый за себя, один Господь за всех.
Chacun pour soi, et Dieu pour tous.
…по-настоящему понять полученные мной впечатления я смогу только тогда, когда выражу их средствами языка.
Одежда, татуировки, бунты, протесты – это всё к Хизу и Поттеру. Два джентльмена довольно прозрачно описали «неформальные формальности». Вызывающие причёски и бомжеватое эго не сделают никого особенным. Они сделают еле-еле-человека частью субкультурного мусора.
Мнимая борьба с системой продаёт пеликану ощущение свободы и вседозволенности. Наркотики делают его счастливым. Сношение в задницу – необычным. Но по большому счёту, это ничем не отличается от обыкновенного потребления дерьма, которое господа вынашивали в кишечниках месяцами. Выходит, леворадикальные меры и антикорпоративный движ – это вакуум, конечная цель которого – предложить новую схему потребления. Всё. На этом, Чак, твои услуги нам больше не понадобятся. Продолжай свои краудфандинговые кампании для «Колыбельной». Твои семь минут истекли.
Ведь пеликаны не запоминают, кто их ***ёт и кормит.
Единственный способ помнить, кто ты есть, — это не забывать, на кого ты равняешься.
... сильнейший из побудителей на свете — это тот, который выражается словами: так мне хочется. Он лежит за пределами философствования: он вплетен в самое сердце жизни. Пусть, например, разум, опираясь на философию, в течение целого месяца упорно убеждает некоего индивида, что он должен делать то-то и то-то. Индивид в последнюю минуту может сказать «я так хочу» и сделает что-нибудь совсем не то, чего добивалась философия, и философия оказывается посрамлена. Я так хочу — это причина, почему пьяница пьет, а подвижник носит власяницу; одного она делает кутилой, а другого анахоретом; одного заставляет добиваться славы, другого — денег, третьего — любви, четвертого — искать бога. А философию человек пускает в ход по большей части только для того, чтобы объяснить свое «хочу».
Когда одинокий рассвет нагло лезет в окно, не гони его.
Он будет кричать, что здесь некого слушать кроме,
Кроме тебя самого.
Он будет напуган, как раненый воин и тебе не спасти его.
Обещай же ему, что ты будешь достоин всех рассветов, что стучаться в окно.
Когда одинокий рассвет нагло лезет в окно, обними его.
Он сгинул ради тебя.
Готов ли ты разбиться обо что-то?
Они не увидят жизнь твоими глазами, не будут рыдать о твоих мечтах твоими слезами.
Мы этот шанс должны себе сами.
Невидимость — это недостаток веры в себя, своего рода несостоятельность личности.
В работе писателя – по крайней мере, в моем представлении о ней – победа, равно как и поражение, это дело десятое. Тиражи, литературные премии, хвалебные или ругательные рецензии можно воспринимать как своего рода показатели, но не в них суть. Мне гораздо важнее, соответствует ли то, что я написал, моим собственным, внутренним стандартам или нет. И тут никакие оправдания не действуют.
С большим искусством, как актёр, я научился глубокомысленно молчать, когда я ничего не понимал, и с больной выразительностью произносить таинственные восклицания: «Да! Хм!... Пожалуй, я подумаю...»
Надоело верить, надоело сдерживать,
Надоело трупы жрать, страх переживать.
Надоело вздыхать, хочется дышать,
Надоело ползать, хочется летать.