Борис Акунин. Пелагия и чёрный монах

— Это в вас, владыко, мужская ограниченность говорит. Мужчины в своих суждениях чересчур полагаются на зрение в ущерб прочим пяти чувствам.
— Четырём, — не преминул поправить Митрофаний.
— Нет, владыко, пяти. Не всё, что есть на свете возможно уловить зрением, слухом, осязанием, обонянием и вкусом. Есть ещё одно чувство, не имеещее название, которое даровано нам для того, чтобы мы могли ощущать Божий мир, не только лишь телом, но и душой. И даже странно, что я, слабая умом черница, принужденнна вам это изъяснять. Не вы ли множество раз говорили об этом чувстве в проповедях, и в частных беседах?

Будучи приукажен заведовать тихим островным монастырём, высокопреподобный справедливо рассудил, что мода — особа ветренная и, пока она не обратила свой взор в сторону какой-либо иной, не менее почтительной обители, надобно извлечь из притока пожертвований всю возможную пользу.

Лучшее средство от истерики — хорошая затрещина.

Вот и всегда оно так в тихих заводях вроде нашего Заволжска: то пять или десять лет тишь да гладь и сонное оцепенение, то вдруг один за другим такие ураганы задуют — колокольни к земле гнёт.