Джоанн Харрис. Земляничный вор

Знание — это тяжкое бремя, Рейно. Не менее тяжкое, чем бремя вины. Уж тебе-то это хорошо известно, ведь ты принимаешь чужие исповеди и отпускаешь чужие грехи.

Я не очень часто смотрю людям в глаза. Глаза — они как окна: иной раз заглянешь в такое «окно» и увидишь там то, что видеть вовсе не полагалось.

В мире Ру всякая собственность опасна; но еще более опасны длительные отношения с людьми. В мире Ру жизнь скользит мимо, как бы лишенная трения и похожая на реку: как и река, она подхватывает всякий плавучий мусор, потом тихо, осторожно выкладывает на берег и устремляется дальше.

Перемена вообще часто бывает опасной, а голос перемены слишком часто напоминает голос ветра.

Ребенок — не утка, его нельзя удержать на пруду, всего лишь подрезав крылья.

Еда — это то, что нас объединяет, заставляет снова повернуться друг к другу. Еда — это единственное, что мы в состоянии приготовить, когда ничего больше сделать уже нельзя. Вот почему в день похорон подается еда. Чтобы напомнить нам, что жизнь всегда продолжается.

Смерти я не боюсь. Я боюсь только, что, возможно, все-таки существует жизнь после смерти.

Если Бог создает звезды, то с какой стати Ему беспокоиться о том, соблюдаете ли вы хотя бы Великий пост, злоупотребляете ли вином, умерли вы или еще живы...