Пришлось вызвать другой отряд полицейских, чтобы навести порядок и арестовать тех, кто бил, тех, кого били, и тех, кто на это глядел.
– А ведь вы, Мистигрис, изрядная каналья.
– Государь, вы мне льстите! Я всего-навсего ваш преданный слуга и готов положить жизнь.
Не уточнено, чью именно жизнь положить.
Всё спокойно. В таможне украдено не больше обычного. Три ссоры между матросами. Шесть ударов ножом. Пятеро отправлены в госпиталь. Один скончался. Происшествий нет. Верхний город. Налог удвоен. Благосостояние и нравственность возрастают. Две женщины умерли голодной смертью. Трое мужей избили своих жён. Десять жён избили своих мужей. Тридцать краж. Два убийства. Три отравления. Происшествий нет.
Камень, упавший в воду, знает ровно столько же о кругах, которые пошли по воде, сколько знал Зербино о том смятении, которое поднялось во дворце после его ухода.
Когда кто-нибудь падает, рискуя сломать себе шею, люди почему-то смеются. Почему? Я не знаю. Мудрецы ещё не объяснили этой тайны.
Если ты едешь верхом не на лошади, а на вязанке дров, первое правило – ни с кем не раскланивайся, будь то хоть сама королева.
— Вы меня не любите.
— То есть как это – не люблю? Я вам не желаю никакого зла. Даже наоборот. Вот хотите? Этот дворец будет ваш. Напишите вашему отцу, позовите его в гости, если это доставит вам удовольствие. А мне всё равно. Вы уж не взыщите, если я вас чем-нибудь обидел. Я ведь дровосек. Дровосеком родился, дровосеком и умру! Да вы не плачьте! Чего ж тут плакать?
Зербино не понимает, чем отличается романтическая любовь от заботы, что огорчает принцессу.
Ну, есть ли на свете дровосек, который орудует топором так ловко, как сын моей матери?
Если человек ничего не хочет, значит, у него есть всё, чего он хочет. А если у него есть всё, чего он хочет, значит, он счастлив.