Эрих Мария Ремарк. Три товарища

В наш деловой век нужно уметь быть романтиком.

Ты хочешь знать, как быть, если ты сделал что-то не так? Отвечаю, детка: никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают всё. Даже могилы.

Наше прошлое научило нас не заглядывать далеко вперед.

До чего же теперешние молодые люди все странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет к хорошему концу.

Мир не сумасшедший. Только люди.

Я, например, очень люблю, когда в воскресенье идёт дождь. Как-то больше чувствуешь уют.

Мне хотелось сказать ей что-нибудь, но я не мог.... И даже если нужные слова приходят, то стыдишься их произнести. Все эти слова принадлежат прошлым столетиям. Наше время не нашло ещё слов для выражения своих чувств. Оно умеет быть только развязным, всё остальное — искусственно.

— Поверхностны только те, которые считают себя глубокомысленными.
— А вот я определённо поверхностна. Я не особенно разбираюсь в больших вопросах жизни. Мне нравится только прекрасное. Вот ты принёс сирень — и я уже счастлива.
— Это не поверхностность — это высшая философия.

Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы.

Деньги, правда, не приносят счастья, но действуют чрезвычайно успокаивающе.

Одиночество легче, когда не любишь.

Настоящая любовь не терпит посторонних.

А если вечно думать только о грустных вещах, то никто на свете не будет иметь права смеяться…

— Я так счастлива, — сказала она.
Я стоял и смотрел на неё. Она сказала только три слова. Но никогда еще я не слыхал, чтобы их так произносили. Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолетными — какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища.

Если хочется жить, это значит, что есть что-то, что любишь.

— Ты любишь меня? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
— А ты меня?
— Нет. Вот счастье, правда?
— Большое счастье.
— Тогда с нами ничего не может случиться, не так ли?
— Решительно ничего, — ответила она.