Для него все были одинаковы, винили ли они бога или себя, преувеличивали или уменьшали свои грехи и страдания, исповедовались ли в убийстве или только в распутстве, жаловались ли на неверную возлюбленную или на то, что не спасли свою душу. Все, что ему поверяли, казалось не брошенным на ветер, а преображенным, облегченным и разрешенным благодаря тому, что это сказано и услышано.
И увидел бог все, что он создал, и вот хорошо весьма. В действительности же хорошо и совершенно было это лишь один миг, в миг рая, а уже в последующий миг в совершенство вкрались вина и проклятие.
Какое-то особое терпение, какая-то засасывающая пассивность и великая молчаливость были его добродетелями.
Подвижнику и святому, безусловно, следовало смотреть на свою жизнь как на жертву.
Смерть Спасителя на кресте была не чем иным, как добровольным человеческим жертвоприношением.