Кен Кизи. Над кукушкиным гнездом

Случается, иногда приходится спрятать гордость подальше и подумать о собственной шкуре.

Ни у кого нет права считать себя самым великим, но, похоже, все только и заняты тем, что всю жизнь кого-нибудь душат.

Каждая минута, проведенная в общении с другими пациентами, за редким исключением, оказывает лечебное действие, а каждая минута размышлений в одиночестве только усиливает ваше отчуждение.

Я не был самим собой. Я такой, каким меня хотят видеть.

Наш рыжеволосый герой превратится в нечто хорошо знакомое пациентам и не вызывающее у них уважения: в хвастуна и в пустомелю из тех, кто вспрыгивает на ящик, кричит: «Вперед», а затем сразу дает задний ход, как только возникает реальная опасность для него самого.

Все смеются. Почувствовали себя свободней, думают, что угадали решение, которого она от них хотела.

Он думает, что будет в безопасности до тех пор, пока может смеяться, и, действительно, выходит, что это так. Пока.

Лучший способ досадить человеку, который портит тебе жизнь, это делать вид, будто он тебя совсем не беспокоит.

Бывают периоды, — когда ничего не видишь, а догадываешься, где находишься, только по динамику, орущему сверху, который, словно бакен с колоколом, звонит в тумане.

Она всегда будет выигрывать, как и весь Комбинат, потому что на ее стороне вся мощь комбината. Она не слабеет от своих поражений, но становится сильнее от наших. Чтобы одержать над ней верх, мало победить ее два раза из трех или три раза из пяти, это нужно делать каждый раз — она победила навсегда. В конце концов каждый из нас все равно проиграет.

Не пришелся, знать, по нраву я папаше твоему.
Мол, жених я недостойный, у нужды давно в плену.
Но судьбою я доволен, хоть в кармане и дыра,
Унижаться я не стану, ухожу прочь со двора.

Мишень поразить труднее, если она движется.

Разучился смеяться — значит потерял опору. Если мужик позволяет бабе ухандокать себя так, что уже не может смеяться, он теряет один из главных своих козырей. Сразу начинает думать, что она сильней его.

Все мы здесь кролики в разной степени и разного возраста, прыгаем и скачем по стране Уолта Диснея. Поймите меня правильно, мы здесь не потому, что мы кролики — кроликами мы были бы везде, мы здесь потому, что не можем приспособиться к нашей кроличьей доле. И чтобы мы знали свое место, нам нужен хороший, сильный волк вроде медсестры.