Мария Глушко. Мадонна с пайковым хлебом

Главное никогда нельзя откладывать на «потом», ведь никому не дано знать, сколько ему отпущено — вечность или миг…

Жизнь сложна, и всего в ней намешано, чтобы хоть что-то понять в ней, нужно страдать — в этом ее печаль, но в этом и ее мудрость.

Когда меняется жизнь, меняется и человек, иначе ему не выстоять.

А ведь в этой трудной и жестокой жизни самое важное — сохранить в себе добрый свет, чтобы было чем жить дальше.

Что стоит моя беда — беда одного человека — перед трагедией целой страны! Мало что стоит. Но от этого беда не переставала быть бедой.

Счастье ничему не учит, учит только страдание.

В жизни понарошку не бывает, в ней все по правде...

Нет ничего больнее, чем в горести вспоминать о давно ушедшем счастье.

Страшную правду надо впускать постепенно, придерживая ее святой ложью, иначе душа не выдержит. Даже металл не выдерживает огромного одноразового удара, а если нагрузку распределять порциями, металл будет жить долго, до последней усталости. А человеческая душа — не металл, она хрупка и ранима...

Неужели человек живёт только для того, чтобы в конце жизни научиться покорности и терпению? Но для этого стоит ли родиться? Ей всегда твердили, что жизнь — это борьба и обязательная победа. <...> Сейчас она понимала, как мало смысла в тех общих словах, а делам ее не учили. Ее учили рассчитывать консоли и фермы, брать интегралы, читать со словарем английский и немецкий текст… Господи, сколько она помнит себя, все время учится! А самого главного не умеет — жить!

Не только смертями страшна война, она страшна и разлуками!

Надежды не сбываются... Либо сбываются тогда, когда уже устанешь надеяться.

Есть горе, которое больше слез.

Ей было жаль этих истощенных, обмороженных и совсем не страшных сейчас людей, которые были чьими-то братьями, отцами и сыновьями; она стыдилась этого своего чувства, потому что знала: прежде чем стать такими, они убивали, жгли, грабили — и пыталась разбудить в себе ненависть, но не могла, ведь она не видела, как вот этот, с корзинками на ногах, раньше убивал и грабил... И молчала, скрывала это постыдное чувство жалости к врагу.